Затем повсеместно начали вытесняться пшеница, ячмень, люцерна, джугара (сорго), кукуруза и пр., что тотчас же вызвало новое, и значительное, повышение цен на эти продукты. Так, например, в Наманганском уезде сотня снопов люцерны, стоившая при завоевании края в самое дорогое время, в конце зимы и в начале весны, не свыше 3 руб., стала продаваться от 10 до 14 руб.

Такое небывалое нарушение равновесия, доказывая самым неотразимым образом совершенную недостаточность наличной пахотной земли при вновь установившихся условиях[578][578], заставило туземное население изыскивать возможные и удобные для него способы расширения запашек. Поэтому туземцы, имея в виду относительно малую потребность для хлопчатника в орошении, начали усиленно засевать слабо орошенные земли, на которые раньше они обращали мало внимания и эксплуатировали очень неохотно.

Эти земли стали засеваться почти исключительно хлопчатником и начали приносить весьма большой доход, требуя, конечно, особенно тщательной обработки.

Это внезапное, так сказать, увеличение доходности раньше малодоходных или даже совсем-таки пустовавших земель совершенно неожиданно, хотя и косвенно, но очень широко, отразилось на другом полюсе туземной жизни, на ее духовно-нравственной стороне.

Дело в том, что многие из многочисленных Мадраса (высших туземных школ) Ферганы, обладая значительным количеством слабо орошенных вакуфных земель, раньше почти не имели от них никакого дохода. С развитием же и расширением местного хлопководства, доходы таких Мадраса сразу увеличились в некоторых случаях в 5 и даже более раз, одновременно с чем пропорционально увеличился и размер стипендий, которые стали получаться муллами, учениками этих школ.

Молва об этом быстро распространилась далеко за пределами области, и в здешние Мадраса, в особенности в кокандские, учащаяся молодежь, искавшая знания мусульманской науки и усиленных стипендий, ринулась не только из Ташкента и Самарканда, но даже и из бухарских пределов[579], причем в кокандских Мадраса, по словам старейших мударрисов и мутаваллиев, никогда не бывало такого количества учащихся, как в конце 80-х и в начале 90-х годов.

Вряд ли нужно говорить о том, что уже один этот прилив молодежи в высшую туземную школу не мог не отразиться на усилении в туземном обществе того, что смело может быть названо усиленным тяготением к исламу и к расшатавшимся устоям местной старины.

Вместе с тем указанное явление случайно, быть может, совпало с общим поворотом направления духовно-нравственной жизни туземца, имевшим, в свою очередь, несомненно, самую тесную (хотя, быть может, тоже случайную) связь с современными этому крупными шагами панисламизма[580].