26. Никольский Александр Петрович (1851–1918) – государственный деятель, в 1906 г. исполняющий должность главноуправляющего землеустройством и земледелением. С 1906 г. сенатор, с 1908 г. член Государственного совета, с 1914 г. член комитета финансов.

27. Покровский Николай Николаевич (1865–1930) – государственный деятель, с июля 1906 г. по июнь 1914 г. товарищ министра финансов. С 1914 г. член Государственного совета. В январе – ноябре 1916 г. государственный контролер, с ноября 1916 г. последний министр иностранных дел царской России. После Октября 1917 г. эмигрировал, скончался в Ковно.

28. В массовой печати придавался политически знаковый характер расследованию «махинаций» Гурко, которого безапелляционно объявляли «человеком конченым» для общества: «Именно его, издевавшегося над идеей народного представительства и над депутатами Первой думы, Немезида избрала для того, чтобы раскрыть на самом ярком образчике все духовное убожество, всю нравственную мерзость существа русского бюрократа» (Биржевые ведомости. 1906. 7 января).

Политические спекуляции вокруг «дела Гурко – Лидваля» усиливались, учитывая проходившую кампанию по выборам депутатов 2-й Думы, что признавалось и самой прессой. «Победа общественного мнения» называлась статья в «Петербургском листке» (7 января 1906 г.), в которой подчеркивалась важность публичных разоблачений, поскольку «ничего так не боится наша бюрократия, как голоса свободной печати». Особенно отмечалось, что «сенсационное дело Гурко – Лидваля» возникло «в момент предвыборной агитации, когда общество снова вступило в борьбу с защитниками отживших порядков, доведших страну до нынешнего тяжелого состояния».

29. Подобный эффект влияния на общественное мнение был отчасти достигнут. Судебный процесс над В. И. Гурко представлялся в либеральной печати как прогрессивное явление: «Это судят целую систему, весь старый порядок, при котором любой из видных представителей бюрократии, не сдерживаемый контролем народа, мог принимать самые бесшабашные, самые сумасбродные решения, вроде передачи продовольственного дела, через посредство кафешантанной певички, в руки ватерклозетчика и клубного антрепренера». В самом факте рассмотрения в суде «дела Гурко – Лидваля» усматривали «светлую сторону» – оптимистичный симптом, что происходит все-таки движение к нормам «правового государства»: «…еще какие-нибудь два года тому назад дело, подобное гурковскому, никогда не увидело бы света, а было бы замято и замолчено в тиши канцелярий. Мы еще стоим только на пороге истинно конституционного устройства, но и в этом преддверии общественная атмосфера чище и дышится легче» (Биржевые ведомости. 1907. 24 октября); «Разве дело его (Гурко. – И. А.) не признак нового порядка вещей, того порядка, при котором перед законом равны решительно все, от крестьянина до министра, – пытался делать многообещающие выводы после объявленного приговора публицист популярной газеты. – Нужно быть слепым, чтобы не замечать изменившихся форм общественного быта» (Петербургский листок. 1907. 27 октября).