— По воспоминаниям вашей сестры, Эвелины Вильямовны, знаю, что жили небогато.

— Жили бедно. Дядя Вилли…

— …Вильям Генрихович Фишер, он же Абель…

— …Был человеком светлым, бескорыстным, всегда нуждался. А меня все равно взяли к себе. Помню, до войны надо было пойти на какой-то прием, так у него даже костюма не было. И мы занимали деньги у друга — Рудольфа Ивановича Абеля и его жены тети Аси, чтобы купить нечто более или менее приличное. Нам, девчонкам, все перешивали из каких-то старых пиджачков. Мама Эля была очень хозяйственной, дома все в порядке идеальном, хорошо вязала, шила. И в музыке талантливый человек. Арфисткой была прекрасной. А в Норвегии, куда они втроем с Эвелиной поехали в свою первую командировку, набрала учениц, создала маленькую школу балета. Эвелина там тоже занималась. А вот жили в Москве очень скромно.

— Но ведь Вильям Фишер все-таки работал в органах, был там чуть ли не лучшим радистом. Почему такая бедность?

— А вы смотрите, сколько иждивенцев, которые не работали! Откуда деньги брать?

— Случались ли какие-то праздники, посиделки?

— На Новый год всегда наряжали елку. Справляли в основном по-семейному. Папа его уже умер, а мать дяди Вилли, Любовь Васильевна, всегда приезжала с праздничным английским пудингом.

— Неужели английские традиции сохранялись чуть ли не до самой войны?

— Как видите. И по той же традиции пудинг всегда подавался на стол горячим. Вы знаете, я бы все же заметила, что английских традиций придерживались во всем. Была в семье некая сдержанность, чувств не выдавали, держались достойно и скромно.

— Ну а другие гости собирались?

— Изредка. В основном — сотрудники по работе. Было время между довоенными командировками, еще до увольнения дяди Вилли из органов, когда они приходили чаще. Накрывался праздничный стол. Без всяких излишеств, зато хорошо сервирован. И вкуснотища — всем нравилось. Мама Эля была мастерица готовить.

— Выпивали? Или Вильям Фишер был аскетом?

— Я бы не сказала. Пили в основном сухие вина — «Цинандали», «Напареули» — и в небольших количествах. Иногда дядя Рудольф (Абель. — Н. Д.) приносил бутылочку коньяка. За столом в основном разговаривали. Чтобы петь? Может, изредка, что-то не припоминаю. Случалось, играли на струнных. После войны играть стали почаще. У нас, детей, был свой отдельный стол. Вот где было крику!

— Лидия Борисовна, Фишеры вас официально удочерили?

— Все время хотели, но знаете, как мы привыкли — тянем-тянем, все руки не доходили. Но когда к нам приходили гости или кто еще, дядя Вилли всегда говорил: это моя старшая дочь, а вот эта — младшая.