Светлый фон
до

Вывод картины звучит как манифест: Распутин – русский человек; в каждом русском человеке живет такой Распутин. Поэтому его не забудут.

Распутин – русский человек; в каждом русском человеке живет такой Распутин. Поэтому его не забудут.

* * *

Распутинский киноцикл – это запутанный клубок пропаганды и контрпропаганды, где историческая подлинность и «правда факта» целиком зависят от текущей политической конъюнктуры, от жажды скандальных сенсаций, от амбиций авторов в совершении так называемых открытий века. Книги и фильмы продолжают биться за и против Распутина. Каждый, кто прикасается к его истории, надеется поставить в ней «финальную точку». Однако в этой истории нет и, кажется, никогда не будет ничего финального, окончательного. Надо примириться с тем, считают новые авторы «распутинского цикла», противореча самим себе, что всей правды о Распутине никто никогда не узнает.

за против

Распутин остается популярнейшим мифом XX века, скандальным и загадочным персонажем русской истории. На вопрос: можно ли в случае полного очищения Распутина от дурной репутации считать его убийцу Феликса Юсупова героем – приходится давать отрицательный ответ. «Кровь по совести» оказывается кровью без совести, без чести, без веры и правды. Меняет ли убийство свой злодейский статус в зависимости от статуса жертвы – этот «Достоевский» (он же вечный) вопрос был поставлен перед российским обществом накануне роковых событий истории.

История убийства Григория Распутина (кем бы он ни был и как бы к нему ни относиться) князем Юсуповым (какие бы мотивы им не двигали) помещает проблему в самый широкий исторический и нравственный контекст и задает вопросы, на которые нет простого ответа.

Шестая Заповедь Божия «Не убий» – абсолютна или относительна?

Что есть убийство в абсолютном измерении?

Что дает человеку санкцию, лицензию, право на убийство?

Что может оправдать убийцу?

Фильмы об истории убийства Распутина последовательно опровергают любые однозначные ответы. Порой кажется, что история «после Достоевского» продолжала дописывать его романы, захватывая и выдвигая новые сюжеты в предвиденное им будущее. Недаром за его «пятикнижием» закрепилась репутация диагноза всего следующего столетия, многоликой бесовщины XX века. Разумеется, кинематограф не мог и не должен был пройти мимо такого умопомрачительного материала.

Вряд ли можно усомниться, что эта зловещая история исчерпана и нет ей продолжения в XXI столетии. Аукнется и откликнется.

Примечания

Примечания

Переверзев В. Достоевский и революция. (К столетию со дня рождения.) // Печать и революция. 1921. № 3. С. 3.