Уилок: Я думаю, что великого лидера могут создать в своей совокупности руководители различных министерств и ведомств. Ваша точка зрения отвечает великой американской концепции – страха перед господствующим лидером, который может стать слишком господствующим, подавить все другие отрасли правления и нарушить баланс в правительстве. Этот страх перед тем, что мы называем ныне диктаторским правлением, возник в первые дни существования республики.

Фулбрайт: Могу ли я прервать вас, указав, что этот страх в значительной степени был связан с личностью человека, о котором говорил д-р Меннингер, – Георгом III, оказавшимся психопатом?

Meннингер: Не говорите «оказавшимся».

Фулбрайт: Но он был таковым.

Меннингер: К концу жизни, конечно, но до этого оп успел натворить массу вещей.

Фулбрайт: Ладно, я просто сказал это, я хотел заметить, что все это относительно. Продолжайте.

Уилок: Наша надежда на то, что руководство существует во всех отраслях правления. Ваше руководство, сенатор, было чрезвычайно важно для страны, исполнительной и юридической власти и т. д. Вы же имеете в виду культ личности, который иногда, по-видимому, уничтожает другие виды руководства. Благо страны в том, что вы, ваши коллеги и ваши предшественники сделали много, чтобы не допустить полного господства культа личности над правительством.

На заседании комитета по иностранным отношениям в 1969 году при благосклонном внимании снова прозвучали еретические речи, ненавистные Вудро Вильсону еще в конце XIX столетия. Против этих идей он боролся всю жизнь, против них ополчились братья Кеннеди, и они, несомненно, идут вразрез с описанными взглядами их подголоска А. Шлезингера. Но они существуют и, вероятно, не теряют жизнеспособности.

Они наложили отпечаток на Уотергейт, хотя Р. Никсона никоим образом нельзя поднять до уровня В. Вильсона и Дж. Кеннеди. Спустя и двадцать лет бывший губернатор штата Техас Дж. Коннэли припоминал боль 22 ноября 1963 года именно в связи с этими идеями. «Кеннеди был пригожим, молодым, несметно богатым человеком… В наше время он больше, чем кто-либо другой, олицетворял короля в пашей стране. С самого возникновения США мы так и не можем решить – хотим ли мы иметь короля или президента. В конце концов мы решили, что у нас не будет править король, но немало людей все же жаждут короля. На мой взгляд, Дж. Кеннеди вырос в глазах народа как некий символ, вероятно, далеко превосходящий его вклад в политику. Теперь осадок всего этого – что могло бы быть. Народ и создал в своем воображении – что бы могло быть». Для Коннэли идейная борьба, чуть не стоившая ему жизни, конечно, не была абстракцией.