28 ноября. Из воспоминаний свт. Филарета: «28 дня пришел к архиепископу Московскому один знакомый для слушания всенощнаго бдения, и на вопрос, что он печален, отвечал: Разве вы не знаете? Уже с утра нынешняго дня известно, что мы лишились Государя Императора. Когда архиепископ опомнился от перваго поражения печалию, ему показалось странным, что он долго оставлен в неизвестности со стороны генерал-губернатора, которому должна быть известна не только важность, но и затруднительность открывающихся обстоятельств» (Мнения. Т. 2. С. 164).

29 ноября. Из воспоминаний свт. Филарета: Утром «Архиепископ, пригласив действительнаго тайного советника, князя Сергея Михайловича Голицына, приехал с ним к генерал-губернатору для совещания. Архиепископ изложил свои мысли о затруднительности настоящих обстоятельств… может случиться, что Цесаревич не знает о существования сего акта и намерение свое почитает не получившим утверждения; что по сему он может быть убежден к принятию престола, и что мы можем получить из Варшавы манифест о вступлении на престол Константина Павловича, прежде нежели успеем получить из Петербурга манифест о вступлении на престол Николая Павловича. При сем оказалось, что генерал-губернатор не знал о существовании нового акта в Успенском соборе» (Мнения. Т. 2. С. 165).

Днем – записка князю С. М. Голицыну с просьбой о встрече для конфиденциального разговора: «Имея особенную надобность быть у Вашего сиятельства для нескольких слов без посредников, покорнейше прошу известить меня чрез посылаемого, можно ли сегодня в полдень или в какой другой час, более для вас удобный?» (Письма. 1884. С. 3–4).

Из воспоминаний свт. Филарета: «Вечером того же дня генерал-губернатор приехал к архиепископу с письмом графа Милорадовича (…которому, как бы за то, что спешил объявить Москве несуществовавшего императора, не суждено жить при истинном Императоре…), в котором объявлялось, что в Петербурге принесена присяга в верности Императору Константину Павловичу, что первый присягнул Великий Князь Николай Павлович, что непременная воля Великого Князя есть, чтобы и в Москве принесена была та же присяга, и чтобы не была открываема бумага, какая есть в Успенском соборе. Архиепископ представил на сие, что объявление графа Милорадовича не может быть принято как официальное, в деле толикой важности… генерал-губернатор требовал, чтобы присяга была по крайней мере в том случае, если Сенат поставит о сем определение, и оно прочитано будет в Успенском соборе; архиепископ не нашел возможным отказаться от сего и принять на свою ответственность последствия сего отказа… Нельзя было предполагать неизвестность содержания сего акта, которое, хотя было закрыто печатью, однако довольно обличалось надписью на конверте, и без сомнения благовременно объяснено знавшим оное и всегда верным исполнителем в Бозе почившего императора министром духовных дел князем Голицыным» (Мнения. Т. 2. С. 166).