Тут важно не то, что существуют «реальные» инопланетяне из рая пятого измерения, где все расчудесно и все между собой дружны. Может, они и существуют, но, вообще-то, доказательств у меня нет. Многое из того, что я испытал, укладывается даже в нынешнюю теорию струн – и замкнутые бесконечные своды, и многомерные панорамы младенческих вселенных, расцветающих в гиперпространстве. Инопланетяне тут – дело десятое.

С другой же стороны, видение планеты Земля как цельной формы жизни, единственного космического отпрыска, в котором все мы – мозговые клетки, не требует веры в сверхъестественное. Просто добавьте к своей картине жизни временно́е измерение, посмотрите на собственную историю и генеалогию, до изначальной материнской клетки в трех с половиной миллиардах лет позади, и скажите мне, где вы видите хоть один стык, или шов, или разрыв.

Для меня это было важнее, чем любая ультрапространственная или псевдорелигиозная посмертная жизнь, которую я все равно позна́ю, лишь когда умру и очнусь среди ртутных сгустков (или нет). Невозможно было отрицать, что я – крохотная и недолговечная клетка в гигантском и очень древнем организме. Я даже понимал, как эта материальная связь всех живых существ объясняет «сверхъестественные» загадки – телепатию, реинкарнацию: простые прямые контакты между удаленными друг от друга ветвями одного величественного древа; так покалывание в пальце на ноге посылает сигнал в мозг, а тот велит руке почесать палец.

Я погрузился в самые недра собственной истории – глубже, чем умел вообразить. Моя сестра оклеила гардероб у меня в спальне комиксовым коллажем, и всякий раз, появившись в зеркале, я представал лишь одной из панелей в карточном раскладе страниц и образов – то ли человеком, то ли выдумкой, гностическим супергероем в виниле, черных очках и с бритой головой.

Что до наркотиков, на закате девяностых я, надеясь повторить свой опыт в Катманду, пробовал всевозможные психоделики. Я готов был списать эту историю на запредельно удачный трип, но так и не нашел вещества, способного вернуть меня туда, где я побывал, – и в конце концов сдался.

Со мной осталась упрямая вера: после смерти мое сознание рывком очнется там – и в таком же шоке узрит знакомое окружение, переживет тот же карусельный восторг хорошо проделанной работы.

Первоначальное ошеломление сгладилось, и наступил период голосов в голове, невероятных совпадений, знаков, снов и новых замечательных прозрений. Я был истерзан, вдохновлен, одержим. Я мог лечь на кровать, произнести самопальное заклинание или заговор и перенестись в убедительную панорамную модель вибраций высшего сознания, где бесконечный хоровод золотых будд серьезно взирал на белую бездну, в которую целая вселенная утекала, как вода в сток. Это было даже лучше, чем выпуск «Уорлока».