Спасать все предприятие предоставили Уме Турман, новой звезде, только что сыгравшей Мию Уоллес в поворотном фильме своей карьеры «Криминальное чтиво». Выглядела она прекрасно, но переигрывала, изображая до нелепости нарочитую злодейку: словно на роль злой королевы-волшебницы в школьной пьесе взяли Мэй Уэст и она каждую реплику орет во всю глотку, чтоб услышали на последнем ряду.

Идея психоделического Бэтмена не вызывала решительных возражений, общая гамма и костюмы цепляли взгляд, но либо актерская игра выходила слишком манерной, либо реплики были заезженны, избиты и произносились с утомленной отстраненностью, точно на подступах к коматозному состоянию.

В конце второго акта Алисия Сильверстоун обронила одну реплику, которая, похоже, подводила итог всему замыслу Шумахера:

«Экипируй меня, дядя Альфред!»

За ее щебечущим призывом к оружию последовал стремительный монтаж крупных планов в хардкорном садомазоподземелье – крепкие подростковые бедра и подтянутый зад вползали в обтягивающую черную кожу. Затем явились высокие каблуки, корсет доминатрикс и литые пластмассовые соски, превращавшие грудь Бэтгерл в рекламу. Трудно было не сделать вывода, что дорогой старый дядя Альфред решил умереть нарочно, дабы избежать неотвратимого ареста и судебного приговора.

Популярный сумрачный Бэтмен продержался всего два фильма. Совершенно игнорируя желания аудитории, акцент вновь сместили на кэмп и разноцветье. «Бэтмен навсегда» и «Бэтмен и Робин» были сняты как бродвейские мюзиклы, только без музыки, и фактически с корнем вырвали мейнстримный интерес к Бэтмену, проигнорировав реставрационные работы Фрэнка Миллера и Тима Бёртона и окунув персонажа прямиком в обстановку отчаянно старомодного Марди-Гра, ни в какую не делая поправку на меняющиеся вкусы.

Лучше всего в этом фильме были декорации: яркий ультрафиолет и неон – попытки Шумахера воспроизвести комиксовую палитру – безусловно заслуживали фильма получше, и однажды этот фильм будет снят. В фильме перебор компьютерной графики – самой модной игрушки десятилетия, инструмента спецэффектов, – зато Готэм в первых кадрах казался больше, будто вырвался наконец из безвоздушных пространств Бёртона и бескрайним городом грез опутал невероятные высоченные вертикали и монументальные статуи. И к тому времени драки стали гимнастичнее, акробатичнее, поскольку новые бэт-ткани были пластичнее и мягче.

Клуни, к несчастью, был напыщен и самодоволен, будто знал, что такое фиаско переживет лишь его карьера. А вот Альфреда в исполнении Майкла Гофа пришлось заменить на компьютерную программу, которая одну за другой отрабатывала слезливые сцены у смертного одра, – и в каждой отвратительный старый извращенец снова и снова обводил костлявую вокруг пальца. Очевидно – и это почти трогательно, – кинематографисты рассчитывали, что их призовут снимать фильмы про Бэтмена и дальше, и страшненький новый дворецкий «дядя Альфред», творение компьютерной графики, на которое сильно повлиял Макс Хедрум[275], был прямо-таки смертным приговором хрупкому Гофу: на маловероятный случай продолжений эта матовокожая забальзамированная цифровая версия должна была пережить актера.