«Особо опасен» распахивался бездной ужаса, что скрывалась за утешительной ложью повседневности, и успешный путч комиксовых злодеев убедительно объяснял любого гнилого политика, любого ухмыляющегося гангстера и надутого тирана из вечерних новостей. Невзирая на растущую славу поверхностного эпатажника, в глубине души Миллар оставался алтарным служкой; общепонятным языком он проповедовал об адском пламени. «Особо опасен» – эпическая попытка экзорцизма, но его неприкрытое признание темных авторских грез, его заигрывания с поистине нигилистическим одобрением любой антиценности как метода «добиться успеха» в этом мире подразумевали внутреннего демона, который вполне способен оставить изрядные отметины зубов на сутане любого августинца.
«Особо опасен» творил новый миф для орд внезапно окрутевших недотеп, героизированных подъемом «нерд-культуры». Видимо, большой бизнес, СМИ и мода так изголодались по вдохновению, что черпали с самого дна общества, пытаясь монетизировать наиупрямейших аутсайдеров, суицидных готов и нердов, яростных противников истеблишмента. Гики вышли на свет прожекторов, гордо объявив самоназванием пренебрежительный ярлык «гика», ставивший их в один ряд с парадом уродов. Забитые юнцы, застенчивые астматики, озлобленные девственники с приобретенным диабетом могли теперь сбиваться в стаи, как забияки на детской площадке, какими они втайне и мечтали быть, и анонимно поливать оскорблениями и угрозами профессиональных писателей и актеров, которым надо было содержать семьи и оплачивать счета.
Вскоре перепуганные киностудии ни шагу не могли ступить без одобрения бушующих интернет-масс. Эти последние представляли лишь крошечный процент той доли населения, которой было не пофиг, зато озлоблены они были поразительно, сверхчеловечески, как исполинская башка Волшебника страны Оз, и упорством своим создавали очень стойкую иллюзию всепобеждающей армии подлых ретроградов, которым лишь бы осудить.
По следам «Переломного момента», невероятно влиятельной работы Малкольма Гладуэлла о социальных сетях и маркетинге, никто не хотел подставляться под поливы грязью по сарафанному радио, толком не сознавая даже, что зачастую это отклик на мнения немногочисленных заводил, которые только и умели презирать вселенную и все, что в ней есть, и от которых едва ли стоило ожидать одобрения – разве что одобрения чужого горя и неудач. Слишком многие деловые люди – хотя уж кому и понимать такие вещи, как не им, – стали всерьез относиться к бреду неосведомленных, зачастую почти неграмотных недовольных, которые мстили жестокому миру, отмахиваясь от всего, что им попадалось на пути, с одним и тем же циничным гериатрическим «тю».