Мои посещения этой карусели обычно сводились к одним выходным, забитым автограф-сессиями и дискуссиями на секциях, но стойкие оловянные солдатики направлялись затем в Аргентину, оттуда в Мексику, Сингапур, Осло или Бирмингем. Кочевое племя летучих голландцев и голландок, живущих по расписанию выступлений – возможно, пожизненному. Зрители «культовых» телесериалов и фильмов прощали им всё; сколько бы десятилетий ни миновало с твоего последнего полета к Арктуру, для мастурбаций фанаты по-прежнему брали фотографии, где ты в кольчужном купальнике. Они творили атмосферу двусмысленности, в которой почему-то казалось нормальным и ничуточки не абсурдным протягивать фотографии мускулистых красавцев престарелым актерам, которые расписываются неверной рукой и будто разыгрывают «Портрет Дориана Грея» наоборот.

А еще есть «Международный Комик-кон» в Сан-Диего – Рабле пополам с Феллини на ракетном топливе, парк аттракционов двадцать первого века, где все навеки останутся супергероями. Сей привет из грядущего требует отдельной книги, но это будет другая книга.

Достаточно сказать, что Сан-Диего, как мы это называем, – крупнейшая в мире ярмарка поп-медиакультуры и фестиваль пограничного безумия, и с каждым годом он разрастается, все больше людей приезжают посмотреть, как целый город сдирает с себя штатское и преображается в страну Оз в жанре фантастики, хоррора или порно.

Приехав впервые двадцать лет назад, я видел, как молодого человека в костюме Зеленого Фонаря гонят по Главной улице злые морпехи. В этом году впечатление складывалось такое, будто страницы комиксов и фэнтезийных романов, а также стекло телеэкранов разлетелись на куски, взорвались и заполнили собой три павильона размером с ангары, а потом излились наружу, заполонили и сюрреализировали все гостиничные бары, все вестибюли мотелей, все городские кварталы на многие мили вокруг, населив их монстрами, фам-фаталями и самопальными супергероями. «Комик-кон» в Сан-Диего должен хоть раз пережить каждый. Это генеральная репетиция завтрашнего дня, когда Second Life из второй жизни превратится в первую.

Должен сказать, всякий раз, когда я туда приезжал, аудитория мне попадалась молодая, воодушевленная, вежливая и умная. Люди, которые врубаются в мои истории, – ровно те, кому я и желал эти истории полюбить, и практически со всеми я ладил. Они не казались мне жуткими, или нердами, или гиками, или какой тут годится маркетинговый ярлык, но, надо думать, ими-то и были и они, и мы все.

И поэтому золотая медаль навсегда присуждается Шеффилду.