Квартировал Бородин у тещи совсем по-спартански, как она ему после напомнила: «А что Вы пишете и благодарите меня за заботы и попечения о Вашем теле в бытность у меня, то я до сих пор не могу вспомнить, как Ваше тело валялось по полу, и на жестком тюфяке, когда было можно его положить повыше и помягче, если бы только не упрямился мой гость дорогой». Чтобы с комфортом выспаться, не стесняя Екатерину Алексеевну, Бородин несколько раз ночевал у Бларамбергов. Дни до отказа заполнялись делами, он навестил всех родственников жены, побывал в Московской консерватории, хлопотал тут и там о помощи Женским курсам и хоть немного да купался — купание для него составляло важнейшую часть летнего отдыха.

Меж тем Екатерина Сергеевна, которая по уговору должна была выехать из Петербурга вслед за мужем и привезти ему фрак, лежала дома с больной головой. Голова-то полбеды… «Ты спросишь, отчего не еду я, милый? Я все собираюсь, хандрю, кашляю, и все не знаю где и что лучше? — Страх просто сковывает меня… Что бы я дала за то хорошее чувство, с которым, бывало, я подъезжала к Москве, в начале лета? А теперь — страшно, пойми ты меня!» Рядом был брат Лёка, писавший матери «грустные и страшные» письма о том, как тоскует по семье «до дурноты и до беспамятства». Масла в огонь подливала пресса, за которой Екатерина Сергеевна всегда внимательно следила: «Родной мой, берегись московских воров и убийц; Бога ради не смейся над моим советом: во вчерашней корреспонденции из Москвы, в Новом Времени, говорится, что в Москве, среди белого дня, даже не в глухих улицах — просто опасно ходить. Купи себе здоровую палку, а у разбойников там кистени да кастеты… Боюсь ужасно ехать, как никогда. А как жаль, что все это время я не с тобой в Москве!» Знала ли она, что супруг не взял в Москву свой шестизарядный карманный револьвер, или не подозревала о существовании у него такого предмета? Между тем Бородин уже года два как был владельцем этого оружия. Возможно, то был подарок боевых эмансипированных женщин, каких вокруг него было предостаточно.

Ленó беспокоилась о своем Роднуше: где он и с кем? Рыба спрашивала предметнее: «Где Анна Николаевна? Что еще она надумала делать? Le couvant ou la Neva?[40]» Ни то ни другое! Аккурат к концертам Римского-Корсакова Анка приехала из Житовки со всеми Лодыженскими — загорелая, поздоровевшая, полная энергии. Отправила сына к сестре Варваре, поселилась у брата Ивана и принялась искать работу в редакциях.

К неудовольствию своих музыкальных друзей, Бородин 24 августа внезапно уехал в Петербург к занемогшей и затосковавшей жене. На этом лето для него закончилось. Для занятий композицией не нашлось ни дня.