Достоверность, истинность исторических книг зависит и от многого другого. Трудолюбие и добросовестность автора, уровень его знаний, влияние на него предрассудков и заблуждений — все это неизбежно определяет качество труда как в этой, так и в любой другой области человеческой деятельности. Но бывает, что обстоятельства не позволяют сказать людям то, что они думают, вынуждают их скрывать, а иногда искажать истину. В 1939 году в нашей стране вышла очень большая книга, написанная группой авторов по случаю 150-летия Великой французской революции. В ней содержалось много интересного, ценного, правдивого. Однако то время — время, когда создавался этот труд, не могло не наложить на него свою печать. Например, принимавшая устрашающие масштабы политика террора 1793–1794 годов в книге оценивалась так: «В отличие от реакционных историков и публицистов, Маркс и Энгельс показали, что террор был необходим для преодоления сопротивления врагов революции, без чего невозможна была победа революции».

При этом тщетно искать в огромном томе главные высказывания основоположников марксизма о терроре. Их просто нет. Правда, приводятся цитаты, относящиеся к периоду еще юношеского увлечения классиков французскими революционерами, когда молодой Энгельс называл себя монтаньяром. В те времена и он и Маркс не очень-то осуждали террор.

Но в зрелые годы оба теоретика вынесли ему иные оценки. 4 сентября 1870 года Энгельс написал Марксу письмо, в котором с юмором вспомнил свое понимание «периода господства террора» как периода господства людей, «внушающих ужас». «В действительности же наоборот, — пишет Энгельс, — это господство людей, которые сами напуганы. Террор — это большей частью бесполезные жестокости, совершаемые ради собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх. Я убежден, что вина за господство террора в 1793 году падает почти исключительно на перепуганных, выставлявших себя патриотами буржуа, на мелких мещан, напускавших в штаны от страха, и на шайку прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре».

Эта беспощадная, но справедливая оценка относится в первую очередь к Робеспьеру. Однако ни в одной изданной у нас его биографии не найдешь подобных высказываний Маркса и Энгельса. Еще бы, ведь они решительно противоречат закрепившемуся в нашей биографической литературе идеализированному образу знаменитого монтаньяра… Много еще в истории Французской революции «белых», «черных» и иных пятен, исказивших ее картину.

Моменты единства монтаньяров с народом, с парижскими санкюлотами предопределили их историческое величие. Разрыв с народом был их трагедией и крахом. Но этот глубокий социальный смысл истории монтаньяров крайне сложно отражался в личной судьбе вождей передовой революционной партии Франции XVIII века. Примитивный классовый подход сталкивается с действительностью, не укладывающейся в жесткие, схоластические рамки. Почему нередко скромный труженик — рабочий или крестьянин — примыкал к роялистам, выступал за старый феодальный порядок, а бывшие титулованные дворяне и священники становились искренними революционерами? Здесь-то и скрываются пресловутые «тайны монтаньяров».