Я Вам писала по получению книжек — верно, письмо пропало.

Сердечный привет».

На память о той — единственной за 20 лет эмиграции! — парижской встрече Тэффи подарила поэту свою книгу «Городок. Новые рассказы» (Париж, 1927) с автографом:

«Игорь! Помните синий тюльпан ?

Тэффи».

Но о чём хотела напомнить она своему давнему знакомому своим инскриптом?

Вряд ли кто догадался бы, о чём вела речь писательница, если бы не её поздние воспоминания. В них образ молодого поэта лишён иронического подтекста. Рассказывая о начале 1910-х годов, времени своего знакомства с «красочной фигурой» Игоря Северянина, Тэффи писала: «Он появился у меня как поклонник моей сестры поэтессы Мирры Лохвицкой, которой он никогда в жизни не видел». На первом выступлении Северянина Тэффи и подарила ему букет редких цветов — синих тюльпанов.

Сквозь долгие 20 лет она пронесла память о тех необычных цветах, которыми напутствовала Игоря Северянина в начале его творческого пути.

Марина Цветаева: «Я делаю ставку на силу поэта...»

Марина Цветаева:

«Я делаю ставку на силу поэта...»

Они умерли в один год, страшный год начавшейся Великой Отечественной войны. Оба в конце жизни на краткий срок вернулись из многолетней эмиграции в СССР, и оба неласково были встречены на родине, подобно тому, как прежде чужаками оставались среди русского зарубежья... Казалось бы, так много общего в судьбах двух поэтов, хотя разница в возрасте в пять лет делала Игоря Северянина, к тому же вступившего в литературу на десять лет ранее Марины Цветаевой, поэтом другого поколения.

Размышляя об этом в статье «Поэт и время» (1931), Цветаева писала:

«Два встречных движения: продвигающегося возраста и отодвигающегося, во времени, художественного соответствия. Прибывающего возраста и убывающего художественного восприятия.

Так старшие в эмиграции по сей день считают своего семидесятилетнего сверстника Бальмонта — двадцатилетним и до сих пор ещё с ним сражаются или как внуку прощают. Другие, помоложе, ещё или уже современны тому Игорю Северянину, то есть собственной молодости (на недавний вечер Игоря Северянина эмиграция пошла посмотреть на себя — тогда: на собственную молодость воочию, послушать, как она тогда пела, а молодость — умница! — выросла и петь перестала, только раз — с усмешкой — над нами и над собой...). Третьи, наконец, начинают открывать (допускать возможность) Пастернака, который вот уже пятнадцать лет (1917г. Сестра моя жизнь), как лучший поэт России, а печатается больше двадцати лет».