Павел Косенко Свеча Дон-Кихота (повести-биографии и литературные портреты)

Павел Косенко

Свеча Дон-Кихота

(повести-биографии и литературные портреты)

На земле золотой и яростной (повесть о Павле Васильеве)

На земле золотой и яростной

(повесть о Павле Васильеве)

«БЕЗМЕРНО МНОГО ОБЕЩАЛ»

Это повесть о человеке, чья жизнь была короткой, трудной и путаной, а песня — сильной и долгой.

Он был высок, русоволос, красив. В его облике находили сходство с Есениным. Он знал об этом сходстве и гордился им. Он был очень самоуверен, ходил походкой победителя, но вместе с тем постоянная внутренняя настороженность не покидала его никогда. Он быстро сходился с людьми, был на «ты» с наркомами и приискателями, литературными знаменитостями и степными пастухами. Но близко к своей душе он подпускал очень немногих.

Он смеялся часто и громко, но и в минуты веселья в его быстром взгляде тлел недобрый огонек. Современница вспоминает его «темно-серые, слегка запавшие яркие глаза с неожиданно озорным, жестким и недоверчивым выражением». И завершает характеристику человека, с которым познакомилась в пору его короткой, шумной славы: «Так смотрят на мир беспризорные дети».

Он легко обижал и легко забывал обиды. Он был груб и тонок, весь на виду и скрытен. И прежде всего он был талантлив. Страшно, дьявольски талантлив.

Чуткие люди понимали это великолепно, как бы далеко их жизненные и творческие дороги ни лежали от его пути. Борис Пастернак вспоминал: «В начале тридцатых годов Павел Васильев производил на меня впечатление того же порядка, как в свое время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский. Он был сравним с ними, в особенности с Есениным, творческой выразительностью и силой своего дара и безмерно много обещал, потому что в отличие от трагической взвинченности, внутренне укоротившей жизнь последних, с холодным спокойствием владел и распоряжался своими бурными задатками. У него было то яркое, стремительное и счастливое воображение, без которого не бывает большой поэзии и примеров которого в такой мере я уже больше не встречал ни у кого за все истекшие после его смерти годы».

А вот слова Галины Серебряковой: «Васильев казался нам одним из тех, кто в далекой древности, в Элладе, заставил поверить в божественное происхождение поэзии… Шолоховского масштаба и самобытности был перед нами чудодей!»

Илья Сельвинский, говоря о создателях советской эпической поэмы, называет четыре имени: Есенин, Багрицкий, Павел Васильев, Твардовский.

Маяковский, Есенин, Шолохов, Багрицкий, Твардовский — вот в какой ряд ставят Павла Васильева люди, художественный вкус которых вряд ли у кого вызовет сомнение.