** принял бразды правления и приступил к исполнению своей политической системы. Она заслуживает особенного рассмотрения.

Главным основанием оной была следующая аксиома: чем мужик богаче, тем он избалованнее; чем беднее, тем смирнее. Вследствие сего ** старался о смирности вотчины, как о главной крестьянской добродетели. – Он потребовал опись крестьянам, разделил их на богачей и бедных. 1. Недоимки были разложены на всех зажиточных мужиков и взыскиваемы с них со всевозможною строгостью. 2. Недостаточные и празднолюбивые гуляки были немедленно посажены на пашню – если же по его расчетам труд их оказывался недостаточным, то он отдавал их в батраки другим крестьянам, за что сии платили ему добровольную дань, а отдаваемые в холопство имели полное право откупаться – заплатя сверх недоимок двойной годовой оброк. Всякая общественная повинность падала на зажиточных мужиков. Рекрутство же было торжеством корыстолюбивому правителю: ибо от оного по очереди откупалась все богатые мужики, пока, наконец, выбор не падал на негодяя или разоренного. – Мирские сходки были уничтожены. – Оброк собирал он понемногу и круглый год сряду. Сверх того, завел он нечаянные сборы. Мужики, кажется, платили и не слишком более противу прежнего, но никак не могли ни наработать, ни накопить достаточно денег. В три года Горюхино совершенно обнищало. Горюхино приуныло, базар запустел, песни Архипа Лысого умолкли. Половина мужиков была на пашне, а другая служила в батраках; ребятишки пошли по миру – и день храмового праздника сделался, по выражению летописца, не днем радости и ликования, но годовщиною печали и поминания горестного[854].

В одной из программ «Истории Горюхина» Пушкин набрасывает схему истории села: «Была вольная богатая деревня. Обеднела от тиранства, поправилась от стр. [конечно, строгости. – П. Щ.], пришла в упадок от нерадения»[855]. Подчеркнуть стоит убеждение автора в полезности строгости для крестьян или, точнее, для помещичьего хозяйства.

Приказчичья система управления в Болдине сложилась так. Калашников вступил в управление имением С. Л. Пушкина в январе 1825 г. С 30 генваря этого года заведена Калашниковым книга для записи: спереди – поступления оброчных взносов, сзади высылки денег барину. Оброки Калашников собирал небольшими суммами в течение целого года*[856], и деньги высылал не периодически, а по мере накопления. Стереотипная запись о высылке денег: «отправлено оброку в Санкпетербург 500 руб., за отправку страховых и весовых^XXVIII – 8 руб. 40 коп., почтальону за сургуч – 20 коп., для себя земский (отвозивший деньги) издержал 1 руб. 60 коп…». Надо думать, что первое время Сергей Львович был доволен своим управляющим. Так, в июле 1825 г. Михайле Калашникову было пожаловано 150 руб., в декабре того же года – 100 руб. Наблюдения за Калашниковым барин никакого не имел. Он почти никогда не наезжал в нижегородское имение. Впрочем, в книге Калашникова есть запись об одном приезде барина, запись – скорее в цифрах, чем в словах – весьма выразительная. Приезжал Сергей Львович в сентябре 1825 г. для того, чтобы показаться в своей новой деревне Кистеневе и ввестись ею во владение. 15 сентября Калашников занес в книгу: «Отправлено Льву Сергеевичу 400 рублей, за отправку страховых и весовых 6 руб. 40 коп., для себя издержал бурмистр 1 руб. 25 коп. Сергею Львовичу отдано в Кистеневе 400 руб., в церкви дано Сергею Львовичу 4 руб., еще на свечи в церкви 60 коп., Никите Козлову тулуп 16 руб. [Никита Козлов, старый слуга господ Пушкиных, который был отпущен служить Александру Сергеевичу в 1820 г., когда его высылали на юг. – П. Щ.], вина для крестьян 3 ведра – 26 руб. 40 коп.; за починку колеса в коляску – 1 рубль; при отъезде вашей милости дано – 100 руб…». Целая картина барского посещения вотчины, заставившего управителя подобраться.