Светлый фон

«— Так, значит, ты хочешь выслушать наше профессиональное мнение? — ответили мы и удобно расселись, как люди, которые собираются внимать длительному чтению. Бальзак угадал наши мысли. „Драма еще вовсе не написана“, — сказал он с невиннейшим выражением лица. „Проклятье! — ответил я. — Ну тогда придется отложить чтение месяца на полтора“. — „Нет, — возразил Бальзак, — мы сейчас быстренько накропаем драму, чтобы заприходовать гонорар. Мне необходимо выполнить неотложное обязательство“. — „Но до завтра это никакими силами не удастся сделать; не хватит времени даже на то, чтобы просто переписать рукопись“. — „Я все это уже обмозговал: ты напишешь первый акт, Урлиак — второй, Лорен-Жан — третий, дю Беллуа — четвертый, я возьму на себя пятый и завтра в полдень, как было договорено, прочту Арелю пьесу. В каждом акте не больше четырехсот-пятисот строк, их можно без труда набросать за сутки“.

«Ну, так расскажи нам вкратце сюжет, дай нам план, опиши главные черты персонажей, и тогда я возьмусь за дело», — ответил я в некотором смятении.

«Бога ради, — воскликнул Бальзак с покоряющим великолепием и очаровательным пренебрежением к подобным пустякам. — Да ежели я начну рассказывать сюжет, мы никогда не кончим!»

Допытываясь о сюжете, мы не собирались ничего разболтать. Но Бальзаку это было явно неприятно. Наконец с превеликим трудом мы выудили из него несколько намеков на сюжет.

Засим был наспех сочинен сценарий, от которого в окончательной версии осталось лишь несколько слов. Как каждый может себе представить, пьеса не была прочитана на следующий день. Ни один из соавторов не знал, что делают другие, единственный, кто действительно всерьез приложил руку к пьесе, был Лорен-Жан. Ему и посвятил ее впоследствии Бальзак».

Можно представить себе, что получилось из этой пьесы. За много столетий существования французского театра, вряд ли появлялась халтура более ничтожная, чем этот «Вотрен», о котором Арель, желая избежать банкротства, заранее раструбил, как о великом шедевре. Напрасно скупает Бальзак половину мест. В течение первых трех актов публика настроена холодно и даже несколько смущена. Друзья писателя испытывают чувство неловкости при мысли, что эта наспех сколоченная сенсационная комедия носит имя Бальзака. Да нам и ныне неприятно видеть ничтожный шарж в полном собрании его сочинений. Во время четвертого акта разразилась буря негодования. Появляется Вотрен в мундире мексиканского генерала. Однако исполнитель этой роли, Фредерик Леметр, выбрал парик, подозрительно напоминающий прическу Луи Филиппа. Кое-кто из роялистов поднимает свист, принц Орлеанский демонстративно покидает ложу, и представление заканчивается под оглушительный шум.