21/I-1942 г[ода]

Встали в 10 часов. Мама сходила за хлебом. Хлеба не прибавили. Не знаю, что-то не видно, чтоб в январе было лучше, чем в декабре, как говорил Попков. Если так будет и феврале, то мы не выдержим и подохнем. В 11 часов попили чайку с хлебцем и повидлом. После чая мама, наконец, дописала папе письмо, а то оно уже пишется с 18-го числа, да и папа что-то не приезжает. Не заболел ли хоть? Все-таки обещал 13-14, а сегодня 21-е. Машина с его службы приезжала в Ленинград. Да и он должен получать деньги. Если не мог приехать, то написал, хоть письма ходят очень долго. Вот с Кронштадта В. П. шло письмо 15 дней, а от него, наверное, дольше. В 5 часов обедали. Обедали все одной семьей. В. П. с ребятами и мы, и М. П., и т[етя] Маня. Все ели суп В. П. Был он мясной с пшеном. Очень густой и вкусный. Вышло по полторы тарелки. После обеда В. П. с ребятами вымылись и сели на плиту. В 7 часов попили чайку с апельсиновым настоем. Очень вкусно. Так и отрыжка какая-то вкусная. В общем, хорошо, но, конечно, очень хочется есть. Да теперь всегда будет хотеться есть. В 6 час. 50 мин [вечера] было траурное заседание в Москве. Очень заглушали немецкие радиостанции. Радио говорило всего 30 мин., а потом замолкло. Перед сном мама стала мыть ноги. Они у нее здорово распухли. Мама очень разнервничалась. И не знаю отчего. И чаю теперь мало пьет. Наверное, это от сердца. Сердце у нее очень и очень худое. И опухает еще лицо, особенно правая сторона. Мы пока с Алей не опухаем, а только худеем. Одни кости остались. Ну ладно, были бы кости, а мясо наживем. Вот только бы дожить. Да что-то не видно, чтобы дожили. Теперь у нас будет спать В. П. со своей семьей. В 10 часов легли спать.

С 22/I по 17/III-1942 г[ода]

Очень много перемен произошло за этот месяц с половиной. Сначала печальные.

Первая. Умерла бабушка, д[ядя] Жан, Вова, Витька, д[ядя] Ваня. Наверное, умерла и т[етя] Варя. Не знаем, потому что уже давно никого из Разлива не было. Очень всех жаль. Особенно бабушку и Вову. Такой он был здоровый, да вот скапутился. Теперь у меня из двоюродных братьев Морозовых остались два Жени, но один очень больной. Есть еще новости. Был у нас Лева. Очень хорошо выглядит, поправился. Говорит, многое пережил. Мы ему, конечно, очень обрадовались. Он был у нас 18/II. Борис большой остается в Омске до мая. Нирса и Зоя эвакуировались. Д[ядя] Коля и д[ядя] Юра так и лежат в больнице. Мама поступила на работу с 1/III. Теперь у нас одна рабочая и две иждивенческие карточки. Т[етя] Маня стала донором и получает рабочую карточку и еще дополнительную. Папа у нас бывал несколько раз. Очень нам помог насчет продовольствия. Может, мы бы умерли, если бы не он. Теперь он приедет завтра, 18-го, и, может, возьмет меня с собой. Я бы хоть там был бы сыт. Может быть, поправился, а то как скелет, такой худой. И Але с мамой было бы лучше. Вот завтра будет известно. Хорошо, если бы удалось. Не знаю, как мы выжили. Наверное, уже пол-Ленинграда умерли. Но еще все впереди, может, и мы будем на том свете. От такого питания умереть не ахти. Что дают на месяц: 1000 г крупы, 400 г сахара, 400 г мяса, 200 г масла да по 300 г хлеба. Может быть, и ничего, да у нас уже весь организм истощился. Сейчас нам дай хоть кг хлеба, и то будет мало. В общем, все новости не переговоришь. Вот с завтрашнего дня начну писать каждый день, тогда уж запишу все новости, а то лень было писать на голодный желудок, да еще в холоде. Теперь дрова пока есть, а поесть, завтра папа приедет, тогда и поедим.