Тем самым меняется и само представление о норме и нормативности, меняется статус нормы как регулятива и предписания: в неклассической форме рациональности нормой выступает не столько отказ от правил, принятых в классической форме рациональности, сколько готовность и способность выстраивать коммуникацию с разными носителями разного опыта и знаний, работать в самых разных регистрах, парадигмах, готовность и способность работать в межпарадигмальном проблемном поле.
В классической парадигме рациональности ученый и философ полагал себя не просто исследователем, но служителем истины (как служит священник Богу в храме), превращая саму науку в храм знаний, приписывая знаниям священность, а потому и истинность. Тем самым аскеза ученого воспринималась как норма, а служение истине выступала нормой для ученого, готового отдать жизнь ради онтологического аргумента[182].
В свое время специалист по античной философии П. Адо, отмечая отрывистость и мозаичность наследия античных философов, настаивал, что такое представление связано не с тем, что многие тексты утеряны, а с тем, что саму философию античные мудрецы воспринимали как определенное духовное упражнение, как способ жить. Они потому и не писали привычных позднее философских сочинений и трактатов, что сама философская речь и философское высказывание воспринималось как духовное упражнение, имеющее целью обретение определённого состояния внутренней свободы и посредством этого – совершение определённого духовного метаморфоза, преображения (метанойа) [Адо 2005а; Адо 2005б].
Это понимание давно известно. Но методологических выводов различные авторы так и не делают. Потому что по-прежнему история философии пишется в жанре доксографии[183], а сам опыт философствования воплощается в сочинение текстов, конструирование концептов и терминологическую игру в бисер[184].
В то время как философия и в её рамках эпистемология всегда имели дело с живым опытом и живым знанием, связанным с опытом преображения и построения пути от первого лица. Если так, то нормой для философа может быть лишь правило личного законодательства, связанное с тем, в какой ситуации он находится и на каком отрезке пути он идёт.
Пример такого действия «от первого лица» на основе законодательства личности и автономии воли показал в своё время М. К. Мамардашвили. Рассмотрим его понимание проблемы неклассического идеала рациональности.
Превращенная форма. Неклассическая ситуация мыслителя
В своё время М. К. Мамардашвили представил развернутую аргументацию относительно различения классического и неклассического идеалов рациональности. Это различение для него было одной из принципиальных, сквозных тем его опыта философствования [Мамардашвили 1992; Мамардашвили и др. 1970; 1971; Мамардашвили 2004].