Эти письма не были отправлены с Тепером, потому что на следующий день, в Страстной четверг, 17 апреля, Валя вернулся. Оборванный, голодный, раненый. Он не мог каждый день присылать телеграммы, потому что был в боях.

Валя дома! Радость, слезы облегчения, хлопоты. Пригласили врача, наверное, Афанасия Ивановича Михалевича, товарища Александра Карловича по сибирской ссылке. Раны оказались легкими.

Проходит месяц, и, когда к городу подходят отряды атамана Григорьева, Валя снова исчезает. И опять Мария Даниловна бегает по городу, расспрашивает о Вале, ищет адреса. Опять посылаются в неизвестность телеграммы и пишутся письма. Мать совсем убита, отец катастрофически теряет зрение.

Понедельник, 12 мая 1919 г. Валюсик! Зачем ты уехал и не сказал никому ни слова? Почему не присылаешь телеграммы? Мама каждый день по 150 раз плачет. Каждый день ходит на почту, посылает телеграммы. Мы все очень волнуемся за тебя. Не знаем, что делать. Приезжай как можно скорее. Присылай хоть телеграммы. Мы передадим это письмо какому-то типу, а он передаст это письмо Карташеву, а он тебе. Приезжай скорей. А. Под папину диктовку: Возвращайся скорее. Так порядочные люди не поступают. Отец.

Понедельник, 12 мая 1919 г.

Валюсик! Зачем ты уехал и не сказал никому ни слова? Почему не присылаешь телеграммы? Мама каждый день по 150 раз плачет. Каждый день ходит на почту, посылает телеграммы. Мы все очень волнуемся за тебя. Не знаем, что делать. Приезжай как можно скорее. Присылай хоть телеграммы. Мы передадим это письмо какому-то типу, а он передаст это письмо Карташеву, а он тебе. Приезжай скорей. А.

Неизвестно, получил ли Валя материнские телеграммы и это письмо. От него пришла только одна записка, переданная с оказией. На клочке бумаги было написано: «Дорогие папа и мама. Остаюсь на фронте. Жив, не ранен. Пришлите чулки, ложку. Целую вас и Асю». И приписка – «Спичек и папирос», видимо для кого-то из товарищей.

Больше от Вали не было никаких известий. В доме опять царил траур. Мария Даниловна металась по городу в поисках людей, которые могли бы хоть что-нибудь знать о ее сыне. В городе бесчинствовали григорьевцы. В конце мая в Елисаветград вошла Вторая Красная армия под командованием Уборевича.

Теперь невозможно узнать, когда Тарковские получили известие о гибели Вали. Во всяком случае, в сентябре они еще верили, что сын жив. Александр Карлович диктует Марии Даниловне это письмо:

14/27 сент. 1919 г. Мой Валюся, мой дорогой мальчик, дорогой, незабвенный, хотя все обстоятельства складываются так, что тебе трудно вырваться из тисков судьбы, но сердцем я жду тебя и не перестаю ждать. Я верю, что ты придешь, я все жду того момента, когда ты постучишь в ставню и войдешь в комнату, исхудалый, измученный, оборванный и голодный. Да, ты придешь, но это будет нескоро, очень нескоро. В моем внутреннем видении ты снова стоишь возле меня, но не с прежним угрюмым лицом, а с лицом смелым, но светлым. Я вижу, как ты левой рукой взял меня за руку и глядишь куда-то далеко-далеко в сторону. Но ожидая, я вместе с тем чувствую, что я не дождусь тебя, что я не обниму тебя и не поцелую, и вот поэтому я диктую маме это письмо, чтобы высказать тебе в немногих словах многое, и прежде всего, что я безмерно, безумно люблю тебя. Ты ушел, и с тобою ушла душа моя. Я, как разбитый корабль, способный лишь ютиться где-нибудь вблизи берега, не рискуя идти в открытое море. Я знаю, что ты страдал и страдаешь оттого, что огорчил нас. Я хочу сказать тебе, мой дорогой мальчик, что я давно уже простил тебя за все, простил вполне, от всей души, и одна любовь к тебе лишь наполняет мою душу, одно желание, чтобы жизнь твоя отныне была только счастлива. Да, я простил, давно простил тебя и от всего своего израненного сердца, от всей своей исстрадавшейся души я благословляю тебя. Пусть все горе, что падает на долю человека, ляжет на меня одного и пусть путь твой будет светел, чист и радостен. Когда ты придешь, перед тобой, однако, встанут трудные задачи жизни. Ты еще молод, ты не доучился, а между тем, тебе придется поддержать слабую мать и малого брата. Как это сделать я не знаю, но мне кажется, что прежде всего ты должен окончить какой-нибудь курс учения. Отбрось политику, стремление к личным подвигам, учись, читай и серьезно работай. Теперь в разумной работе весь смысл жизни и не только смысл жизни, но и практическая задача. Учись, учись и учись. Не забывай, мой любый, что только человек, снабженный серьезными знаниями, может занять подобающее место в жизни, и я надеюсь, что ты, дитя мое, выполнишь этот мой завет. Не забывай и того, что для своей слабеющей матери и малого неразумного брата ты единственная опора. Твоя бедная мать так исстрадалась в разлуке с тобой, что если ты вернешься, ты уже не имеешь права оставить ее. Береги ее, люби, не огорчай и работай над своим характером, чтобы сгладить его жесткие черты, чтобы то хорошее, что в тебе заключается, расцвело ярким цветком достоинств духа, чтобы навсегда ушло из него все дикое и необузданное, что было в нем. Заботься и о своем брате, воспитывай его, старайся переработать в нем скверные черты, чтобы из него вырос настоящий гражданин, вполне достойный человек. И моя последняя просьба в том, чтобы, вернувшись к нам, ты больше не уходил, чтобы душою и сердцем ты был всегда с нами, чтобы любовь сковала нас всех неразрывной цепью, которой ты и не хотел бы никогда разрывать. Я, быть может, скоро умру. Мне нечего завещать тебе, кроме богатой любви да исстрадавшегося сердца. Прими их, они всецело твои. И когда ты вернешься и застанешь меня в могиле, посади в головах у меня сентифольскую розу, и когда она будет цвести, она будет цвести для всех вас, мои дорогие. Прощай, мое дорогое дитя! Мне кажется, что я что-то не высказал, чего-то не кончил, что мне еще нужно что-то такое сказать тебе, но я не знаю что. О если бы я мог вложить в тебя остаток моей жизни, чтобы ты был всегда юн, всегда здоров, всегда цветущ. Благословляю на жизнь долгую, честную, полезную и счастливую. Целую тебя, мое милое дитя! Прощай! Твой несчастный отец А.Тарковский. Я раньше умру, Валюся. Я люблю тебя безумно и страдаю бесконечно. Твоя мама.