Поэтому мне кажется, что, имея дело с изобретениями, правильнее обращать внимание не на отбор изобретений, а на отбор изобретателей, выдвигая и поддерживая среди них выдающихся людей, а не фантастов широкого масштаба, но не имеющих данных для того, чтобы свои идеи осуществить. Вопрос внедрения больших изобретательских идей – это большой вопрос для нашей страны, и мне кажется, что в этом направлении следует идти в основном не столько по линии поощрения идей, сколько по линии отбора и поощрения людей. С этой точки зрения оценить тов. Дудакова Вы меня не просили, и это, конечно, труднее и ответственнее, чем оценить предложенную им идею; для этого надо посмотреть работу этого товарища, как преодолеваются им отдельные трудности на его пути. Должен сказать, что беседа с тов. Дудаковым не произвела на меня впечатления, что это человек широко образованный и достаточно вдумчивый. Но, конечно, мое суждение, основанное на одной беседе, может быть преувеличенным и поверхностным.

Пользуясь случаем, хочу Вам написать несколько слов об изобретательстве у нас в Союзе.

Мне пришлось однажды встретиться с одним изобретателем совсем исключительного профиля. Это был физик, еврей, венгерец, по фамилии Сцилард. Я с ним познакомился в Лондоне, куда он попал с рядом других евреев, спасаясь от начавшейся фашизации Венгрии. Сцилард был грамотным ученым – учеником Эйнштейна, человеком с исключительным изобретательским воображением. Он изобретал и насосы, и новые способы печати, усовершенствования говорящего кино и т. д. Но самой интересной стороной его изобретательской деятельности было то, что он никогда даже не пытался осуществлять свои идеи. Он брал патент и продавал его за небольшую сумму 100–200 фунтов стерлингов какой-нибудь фирме, которая охотно покупала патент, хотя бы первым долгом для того, чтобы оградить себя от возможного использования этого изобретения конкурентами, и [поэтому] легко давала такую мелкую сумму. Десяток-другой изобретений в год прекрасно кормили Сциларда, и он без хлопот жил припеваючи. Я не слыхал, чтобы хоть одна его идея была осуществлена, и ему это, по-видимому, было безразлично.

Такие люди, конечно, могут оказать влияние на развитие техники и науки, только если их идеи есть кому подхватить и внедрить.

Интересно, как бы жилось такому Сциларду у нас в Союзе?

Надо прямо сказать, что трудно выдумать худшую систему для развития изобретательства, чем та, которая имеется у нас. Единственно, что у нас по-настоящему хорошо, – это система Сталинских премий, но и там у нас есть элементы дегенерации. Все больше и больше проявляется тенденция использовать эти премии в узко ведомственных интересах наркоматами. Вся моя работа как у нас, так и за границей мне показывает, что ни один народ не обладает таким необычайным изобретательским гением, как наш. И это, по-видимому, с незапамятных времен. И немца мы в значительной мере бьем этим изобретательским гением, который повсюду проявляется у нас в народе. Хотя изобретательский гений – одна из наших основных сил, но чтобы его организовать, культивировать, превратить его в грозную силу, мы меньше делаем, чем для чего-либо другого, как, например, искусства, кино и пр.