Можно было предположить, что театр начинается.

— Ну что ж, — после паузы сказала Дарья Анисимовна, покашляв для солидности в кулак. — Проси продать. Я удобряю.

Не знаю, в каком месте Сибири прибавляется к некоторым словам это странное «у», но у Дарьи Анисимовны «у» бывало не только отчетливым, но и кстати. «Одобряя» Фаустова, она одновременно и «удобряла» решение, поддерживала, помогала, подкрепляла его мнение.

Фаустов распрямил плечи, поднял голову и этаким бойцовым петушком двинулся на Германа. Теперь это был уверенный в себе мэтр, законодатель вкуса, меценат, главнокомандующий искусств, а не канючащий конфетку ребенок. Да, он мог и возвысить художника, и зачеркнуть его творчество своим непререкаемым авторитетом.

— Я хотел бы купить эту вещь, — решительно сказал он. — Конечно, квартира моя не музей, но зато искусство будет у меня работать на вас же, когда окажется рядом с не менее значительными и признанными вещами. Вы же знаете мое собрание?

Теперь, в конце восьмидесятых, не очень просто понять растерянность художника, у которого захотели купить картину.

Купить живопись казалось чем-то неприличным, это можно было сделать лишь «с жиру», воспринималось многими как бессмысленная трата денег. Искусство цены не имело.

— К-как купить?! — стал заикаться художник. — Я никогда не продавал... Я лучше подарю, Николай Николаич...

— То есть как «подарю»?! — возмутился Фаустов, переходя в наступление. — Говорите, сколько бы вам хотелось за живопись?!

Художник молчал.

— Я жду! — угрожал Фаустов.

— Сто! — с ужасом произнес Герман. — Если это, конечно, не слишком...

— Двести! — крикнул Фаустов. — Даю за картину двести!

— А что? Можем и двести, — сказала Дарья Анисимовна спокойно. — Деньги у нас неворованные.

Дверь открылась. В мастерскую вошла худенькая женщина, заулыбалась доброй приветливой улыбкой, совсем не представляя, что здесь только что произошло.

— А мы у вашего мужа картину сторговали, — объявила Дарья Анисимовна. — За двести.

— Ой, бесстыдник! — как-то по-простому укорила жена. — Людей грабишь! Куда нам столько?!

— Как куда? — возмутилась Дарья Анисимовна. — У вас детки, как это без денег. А мы книжку сдали, можем себе позволить.

Для натюрморта с самоваром нашли центральное место, потеснив другую, не менее интересную вещь. Но как младший ребенок нередко забирает долю любви старшего, так и новая вещь словно бы переключила на себя любовь Фаустова.