Конечно, я опоздал. Мчался сломя голову из поликлиники, «голосовал» проезжавшим такси, только разве кто остановится, когда спешишь?!

Кошки, к которым не могла не прийти Антонина Антоновна, с нескрываемым осуждением поглядывали на меня, когда я несся по пустынному парку. Если бы не знать о кошках! Может, моя совесть не была бы так уязвлена.

Антонину Антоновну увидел издалека: на мостике стояла, перегнувшись через перила, худенькая женщина в синем спортивном костюме. Сначала она показалась девочкой-гимнасткой, но спустя минуту я понял, что меня ждал человек уж не столь молодой.

Женщина подняла голову и, видимо поняв, кто несется, утешающе махнула рукой. Задыхаясь, я стал оправдываться. Она не сердилась.

Поискали скамеечку в стороне от магистральной дороги. Я вынул блокнот и тут же ощутил мягкое шерстяное касание — полосатый котяра доверчиво привалился к моему боку.

— Сейчас и другие придут, — предупредила Антонина Антоновна, как бы обещая мне предстоящее удовольствие.

Так и случилось. Кошки подходили к скамейке со всех сторон, они ничего не просили, не орали противными голосами, а вели себя вполне интеллигентно, усаживались неподалеку и, полизывая мягкие подушечки лап, начинали умываться. Они явно стремились выглядеть привлекательнее около своей кормилицы. Такого коллективного кошачьего умывания я еще никогда не видел.

— Ах, Василий Павлович, Василий Павлович! — сказала Антонина Антоновна, выражая лицом светлую радость. — Какой это был замечательный человек! Интеллигент, личность!

Она помолчала.

— Даже не знаю, с чего начинать, — сказала Антонина Антоновна, поглядывая на кота, словно бы спрашивая у него разумного совета. Прижала рукой сумочку, достала несколько исписанных тетрадных листков, щелкнула замком. — Это я еще три года назад, для своих..

Кот словно что-то уловил в интонациях, спрыгнул со скамейки и, расположившись как египетский сфинкс на университетской набережной, приготовился слушать.

Я подумал, что это первый рассказ о Василии Павловиче, который можно будет воспроизвести целиком.

— Утром (это было весной сорок третьего года), — начала Антонина Антоновна, — директор предупредил нас, что сегодня придет на занятие новый преподаватель живописи Василий Павлович Калужнин. Мы ждали.

Она сделала паузу — поглядела на меня, убедилась — слушаю.

— Открылась дверь. И с белой табуреткой в руках, на которой что-то было накрыто белой драпировкой, словно цирковой фокусник, появился учитель. Лист белой фанеры уже стоял у стены.

Учитель приставил табурет к фанере и стремительным жестом сбросил драпировку, — Антонина Антоновна изобразила шикарный жест, каким цирковые фокусники демонстрируют свое «чудо».