— Мне все хуже и хуже. С каждой неделей. С каждым днем. Когда я еду в трамвае, мне начинают лезть в голову странные мысли, и я не могу совладать с собой. Я думаю о вечности. Ей нет конца. И никогда не будет. И в этой вечности я. Навсегда. И все теряет смысл. Иногда я сижу где-нибудь в уголке трамвая и словно раздваиваюсь — вдруг я уже в другом конце вагона, и вижу себя со стороны, вижу, как я сижу съежившись, в уголке с книжкой, которую не читаю. Вижу, как смотрю перед собой, мимо книги, и думаю: через сто лет все, что живо сейчас, станет прахом. Вы умрете, я умру. Все мы умрем. Все деревья и животные, которые сейчас живы, станут прахом. Я начинаю думать о вселенной. Эта огромная, бездонная пустота. Вечная пустота, в нее можно падать, падать без конца…

Иногда я оставляю себя в трамвае — он дребезжит, дребезжит, кругом гудят автомобильные рожки, — а сама выскакиваю из вагона и лечу вверх вверх, вверх, вверх… И вот я уже стала крошечной точкой, а все лечу. А потом — я исчезаю, меня уже нет.

Но я существую, я сижу в трамвае, прихожу на работу, работаю — и весь день не думаю ни о чем странном. Но вечером, когда я возвращаюсь домой на трамвае, все начинается снова. И дома, в моей комнате, тоже. Ночью, в кровати, когда тикают часы и на стене — тени, страшные, как призраки, я сижу в постели, и все кругом кажется мне ненастоящим.

Она замолчала, руки ее успокоились. Она сидела, сжавшись в комочек, опустив голову, и прекрасные волосы, точно занавес, скрывали ее склоненное лицо. Она рыдала.

Я подошел к ней, поднял ее голову рукой, поцеловал в щеку, потом вернулся на свое место и дождался, пока утихнут рыдания.

— Помогите мне, — сказала девушка; я едва расслышал ее слова.

— Где ваши родители?

— Они живут в Брисбене.

— Вы говорили с ними обо всем этом?

— Нет, нет. Я не хочу их расстраивать. — Она продолжала твердить в отчаянии: — Нет, нет, они не должны знать.

— Послушайте, — сказал я наконец. — И у меня бывают такие мысли. Должно быть, мы с вами очень похожи. Единственная разница между нами — в том, что я управляю своими мыслями, а ваши мысли управляют вами. Я могу забыть о них, заставить себя думать о другом, а вы не можете. И тогда они начинают брать над вами верх; вы просто потеряли контроль над мыслями — только и всего.

Чтобы успокоить ее, я стал рассказывать ей разные истории о себе. Истории, как мне казалось, похожие на ту, которая произошла с ней. Она слушала внимательно, но уже без прежней напряженности.

— Вы ведь знаете, — продолжал я, — что у нас бывают болезни — корь, грипп, простуда, всякие другие. Все они излечиваются. Иногда наш мозг тоже заболевает, и его тоже можно вылечить. Ваш мозг болен. Я не знаю причины болезни, но знаю человека, который может ее вылечить. Он — врач, психиатр, и он вам понравится, как нравится мне. Вот его адрес. Пойдите к нему завтра же. Утром я позвоню ему, он будет вас ждать. Обещайте, что вы пойдете к нему?