— Я не прятал лицо, — пояснил он. — Она могла меня узнать, так что ее все равно пришлось убить.
Немного погодя я спросил:
— Ты ведь что-то у нее забрал, верно?
Чарли снова кивнул, подтвердив, что забрал из кошелька рождественскую фотографию ее семьи: жертва, муж и ребенок.
Хотя я никогда раньше не встречался с Дэвисом, у меня уже начало складываться о нем определенное впечатление. Я добавил:
— И на кладбище ты тоже был, да, Чарли?
Судя по краске, красноречиво залившей лицо, насильник отслеживал все новости по делу об убийстве и знал, где похоронили жертву.
— Ты отправился туда, потому что испытывал угрызения совести. Но на могилу ты пришел не с пустыми руками.
Прочие заключенные хранили молчание, жадно слушая. Они никогда не видели Дэвиса в таком состоянии. Я настойчиво повторил:
— Ты что-то принес на могилу. Что именно, Чарли? То фото?
Он только кивнул и бессильно уронил голову.
Ловкость рук и никакого мошенничества, хотя остальные сочли бы мой фокус сущим колдовством. Ясное дело, я лишь высказывал догадки, но они строились на квалификации, исследованиях и практическом опыте, который мы с коллегами успели накопить и продолжали кропотливо собирать. Например, мы выяснили, что старая быль об убийцах, приходящих на могилу своей жертвы, чаще всего оказывается явью, но по ряду причин это происходит не всегда.
Причина, по которой наша работа просто необходима, состоит в изменчивой природе самой преступности. Мы все наслышаны об убийствах на почве наркотиков, чумой накрывших чуть ли не каждый город. О перестрелках, ставших столь обыденным проявлением национального позора. И все же бо́льшая часть преступлений, особенно совершенных с особой жестокостью, раньше случалась между людьми, так или иначе знакомыми друг с другом.
Теперь картина меняется. В каких-то 1960-х раскрываемость убийств в США переваливала за 90 %. Но и эта цифра более не актуальна. Сегодня, несмотря на впечатляющий прогресс в науке и технике, несмотря на приход компьютерной эры, несмотря на рост числа полицейских, качества и глубины их подготовки и оснащения, чисто убийств продолжает расти, а их раскрываемость — падать. Все больше преступлений совершается в отношении незнакомцев, и в большинстве случаев для них нет никакого очевидного или хотя бы логичного мотива.
Ранее правоохранительные органы относительно легко раскрывали большинство убийств и других насильственных преступлений. Они являлись следствием и выражением вполне обыденных эмоций, достигших апогея: злости, жадности, зависти, жажды наживы или возмездия. Как только эмоциональный мотив был удовлетворен, порыв к насилию угасал и дальше не распространялся. Да, жертва обязательно была, но полиция имела точное представление, кого или что надо искать.