Оказалось, что я — живое подтверждение этого житейского вывода.

Мы были очень счастливы с Ниной. Когда ее не стало, мне казалось, жизнь кончилась. Впереди старость, болезни — опустившийся, облезлый тип доживает свои последние годы в хандре и унынии. Но, по счастью, так не случилось. Я встретил Эмму. Могу сказать одно, Бог, наверное, ко мне относится очень неплохо, если он организовал Эмму в моей жизни.

Никто из моих друзей и близких не ожидал, что я выкину такой фортель. Да еще столь скоропалительно. Не знаю, что говорили обо мне и о нас с Эммой вместе. Думаю, черт-те что! Но мне это неинтересно. Я помню, как представлял Эмму моим друзьям. Честно говоря, мы оба волновались. Тогда я Эмме сказал: «Ты не дрейфь! Я тебя в обиду не дам». Однако мои друзья, все как один, приняли ее безоговорочно и сердечно. Дальше, куда бы ни забрасывала меня судьба, Эмма ездила со мной.

До смерти Нины мы с Эммой были знакомы только шапочно. Раза два-три в году встречались в коридорах Киноцентра или Союза кинематографистов и по нескольку минут калякали о том о сем — ни о чем существенном. Она мне была явно симпатична. Мне кажется, что и я ей тоже. А потом опять несколько месяцев до следующей случайной встречи в коридоре. Уже после я обозвал наши тогдашние отношения «коридорным флиртом».

МАРТ. Работа над новым изданием «Неподведенных итогов» для издательства «Вагриус». Поездка в Вильнюс — встреча со зрителями.

АПРЕЛЬ. Сдача рукописи в «Вагриус». Эмма занимается подбором фотографий, иллюстративного материала для книги.

МАЙ. Поездка в Германию. Продюсер Артур Браунер — как говорят, богатейший человек — предложил поставить сценарий комедии, действие которой происходит в основном в Германии с немецкими актерами. Начинать съемки надо через два месяца, в августе. Уже заключен договор с самой известной немецкой комедийной артисткой. Как я понял, сорвалась договоренность с другим режиссером, и ситуация для Браунера оказалась «пожарной». Он видел кое-какие мои ленты и поэтому обратился ко мне. Сначала на роскошной вилле Браунера автор сценария подробно рассказал мне — с помощью переводчицы — весь сюжет и отдельные диалоги. Мягко говоря, это не произвело на меня сильного впечатления. Но Браунер навалился с уговорами. Сценарий, я знал, надо читать глазами, иногда возвращаться к каким-то сценам, обдумывать и т. д. С ходу, с голоса трудно оценить вещь правильно. И я попросил сделать перевод на русский и прислать его мне в Москву. Я с нетерпением ждал и молил Бога, чтобы переведенный на мой родной язык сценарий мне бы понравился, показался бы лучше, достойнее. Наконец срочной почтой прибыла бандероль. Я окунулся в чтение с настроением, что мне обязательно захочется сделать эту работу. Но, несмотря на желание снимать, несмотря на соблазнительные условия (мне разрешалось взять с собой пять-шесть своих сотрудников), я не мог заставить себя сказать «да». Уж очень посредственной, незатейливой оказалась эта киноповесть, сочиненная израильским автором для немецкого продюсера. Мое первое ощущение не обмануло меня. Казалось, этот сюжет уже жевали в разных странах разные кинематографисты. Я огорчился тому, что люди, имеющие средства на производство кинокартин, тратят их на откровенную лабуду. Чтобы в дальнейшем не возвращаться к Браунеру, с которым судьба сводила меня неоднократно, скажу, что он предлагал мне сотрудничество еще два раза. Еще дважды переводили для меня сценарии на русский язык, и оба сочинения опять показались мне очень слабыми. Так что сотрудничества с немецкими кинематографистами не состоялось. И это жаль, потому что дома, в России, ставить фильмы оказалось почти невозможно — кинематограф находился в состоянии комы. У государства нет денег на постановки, разрушен кинопрокат — в кинотеатрах размещаются банки, салоны по продаже автомобилей, мебельные магазины, бары, дискотеки. А новые богачи как-то не дошли еще до такой степени развития, чтобы вкладывать деньги в кино и хоть в чем-то уподобиться купцу Третьякову, чье имя носит известная картинная галерея.