Я уже говорила, что Общество акварелистов меня не интересовало. В нем были большие мастера, но жизни, правды, да просто живописи в их вещах я не находила.

И вот в те годы появилось на книжном рынке одно заграничное издание, выпущенное издательством «Studio», — «The Water — colours of I.M.W. Turner» c приложением тридцати цветных снимков с его акварелей, что было чрезвычайно ценно[440].

Книга эта, говорившая о Тернере, о непревзойденном гении акварели, стала для меня с того времени настольной, и я с невероятной жадностью часами рассматривала в ней драгоценные снимки. Изучала по ним его приемы, рисунок, широкую трактовку природы, ритм и равновесие. Владение материалом у Тернера было ни с кем не сравнимо, а глубокое чувство художника, которым были полны его вещи, помимо блестящей и недосягаемой в своем совершенстве техники, меня трогало и покоряло. Все его вещи овеяны какой-то прелестью, очарованием. Какой бы простой, обыденный мотив он ни изображал, он умел так подойти к нему и передать его так, что этот мотив становился у него живописен и художествен. Он был поэт в душе и глубоко любил природу. А она в ответ открывала ему свои тайны, красоту и свое величие. Как он умел легко, свободно и выразительно передавать пространство и детали в них! Его трудоспособность была потрясающей — сделать девятнадцать тысяч акварелей и рисунков в своей жизни!

Поистине могу сказать, что Тернер помог мне выплыть на поверхность, и я считаю его моим самым близким учителем и наставником в акварельном искусстве.

* * *

Лето 1907 года мы проводили в Крыму, у наших новых друзей, с которыми мы познакомились и сблизились в Париже.

Дом их находился среди виноградников, у подошвы Аю-Дага, недалеко от татарского селения Партенит. На его месте когда-то была генуэзская колония Партенос. Можно было еще видеть среди посадок табака и кукурузы затерянные остатки маленького храма. Сохранились части абсиды и куски мозаичного пола.

Деревенская тишина, покой, яркое солнце, прекрасный вид с террасы дома на голубое бархатное море, жара располагали к лени, к созерцанию, к ничегонеделанию. Не хотелось шевелиться. Соберешься работать на винограднике, а потом, не успеешь оглянуться, как уже сидишь под кустом и объедаешь ветки крупного, покрытого пыльцой винограда. А время и проходит.

Приведу письмо к другу моему Клавдии Петровне, в котором я описываю наше лето в Крыму.

«…Что касается нашего пребывания в Крыму, то оно прошло в полном блаженстве. Только наше житье в Риме и еще в Пьеве ди Ледро не уступают этому лету. Отсутствие каких бы то ни было забот, кругом — ласка, внимание и любовь, „благорастворение воздухов“, то есть жара, и полная возможность мне работать, а главное — около самого дома! Наши новые друзья — люди чрезвычайно добрые, образованные и чуткие. Владимир Константинович — обаятельный человек. Но особенно мы полюбили его жену Веру Ивановну. Натура сдержанная, молчаливая. Она была умна, добра и в обращении с людьми спокойна и проста. А старшая дочка — само очарование. Сочетание веселости, доброты и вдумчивости, причем она вся — движение и темперамент. Я никогда не встречала более блестяще и богато одаренную натуру. Интересно знать, что из нее выйдет? Ей сейчас только девятнадцать лет. Она — блеск весны. Остальные дети, девочка и мальчик, еще малыши.