Я познакомилась с ним у Добужинских. Он был среднего роста, молодой, худенький, с пушистыми светлыми волосами и голубыми печальными глазами. Производил он впечатление болезненного и хрупкого. И это впечатление вскоре оправдалось. Через год он психически заболел и вскоре умер. Мы очень сожалели о его ранней смерти. Он был чрезвычайно богато и своеобразно одаренный человек.

Кузьма Сергеевич Петров-Водкин своим искусством быстро завоевал всеобщее признание. Он привез из-за границы, где прожил в Париже довольно долго, прекрасные живописные этюды[454]. По рисунку они были блестящи и по живописи — крепки и насыщенны. И чувствовалось, что этот молодой художник в скором времени развернется в большого мастера.

Я на эту выставку дала ряд новых цветных гравюр: «Нева сквозь колонны Биржи», «Перспектива Невы», «Ростральные колонны и Адмиралтейство», «Колонны Биржи и крепость», «Сен-Северин», «Этюд ветки», «Семинаристы в Риме», «Екатерининский канал», «Крюков канал»[455]. За свои гравюры я выслушала много похвал. Морис Дени, который в тот год жил в Москве, исполняя росписи в доме Щукина, приехал с женою в Петербург[456]. Я с ним познакомилась у Александра Николаевича. Он меня сконфузил восторженными отзывами о моих вещах. Серов, Бенуа, остальные товарищи меня хвалили. Вот только времени не хватало на все. Я участвовала в ту зиму одновременно на выставках в Вене, Будапеште, Одессе и Киеве, кроме наших обычных выставок в Москве и Петербурге[457].

В 1908 году был основан юмористический журнал «Сатирикон». Издателем был Корнфельд. Он объединил небольшую группу талантливых художников, сделавших журнал настоящим художественным изданием. Особенно в нем отличались Яковлев, Ремизов, Радаков и Мисс. В нем весело, а иногда и зло отражались повседневные события…[458]

В те же годы С.К. Маковский в редакции журнала «Аполлон» стал устраивать персональные выставки. Как мне помнится: Бакста, Петрова-Водкина, Чурляниса, группы художников «Сатирикона», Рериха и других[459].

Зимою 1909 года К.А. Сомов делал акварелью мой портрет. Работал он долго и напряженно, но портрет вышел неудачный. Акварель потеряла свежесть. В конце концов он его уничтожил, сделав взамен его быстрый, однодневный набросок. По своей художественности, по свежести и по свободной и легкой трактовке натуры эта акварель привлекательна, но я в ней не похожа…

Однажды осенью мы с мужем вечером поджидали гостей — друзей-художников. Их что-то задержало. Но, наконец, послышался звонок, нетерпеливо нами поджидаемый, голоса и смех входивших. В числе их мы увидели незнакомого гостя. Он был огромного роста. Крупные черты лица, тяжелая поступь. Это был скульптор Трубецкой. Он был русским по крови, но вырос в Италии. Русского, родного языка он не знал. Приходилось говорить с ним по-французски. Незадолго перед этим был установлен памятник Александру III его работы[460]. Разговор шел главным образом об этом памятнике. Трубецкой спокойно слушал, когда присутствующие разбирали его достоинства и недостатки. Он только просил принять во внимание трудность модели. Он указывал, как малохудожественна была фигура Александра III, особенно благодаря его скучной по линиям военной форме. Но все художники согласились, что мысль, вложенная им — движение Александра III, когда он резко и круто затягивает удила коня (Россия), — удачна и что памятник характерен до жути в своей монументальности и тяжеловесной громадности.