Я не говорю в моих воспоминаниях о ее народе, о ее социальном строе. Просто не могу этого сделать основательно и серьезно, так как, в сущности, народа итальянского я почти не видела, несмотря на то что ездила в Италию три раза. Но я была там всегда только туристом, художником, я жила в среде иностранцев, которые в таком огромном количестве посещают Италию. А те итальянцы, с которыми нам приходилось иметь дело и которые обслуживали приезжих, я думаю, они очень отличаются от итальянского народа. Итальянцы, толпящиеся около иностранцев, живут и питаются за их счет и в большинстве случаев — праздный, надоедливый люд.

Бытовую жизнь народа в Италии мы тоже не имели случаев близко наблюдать. А то, что мы видели, бродя по маленьким городам Италии, было случайно и далеко не радостно. Встречалось много бедных, нищих, а также и лентяев, так называемых лаццарони. Часто можно было видеть, как люди, которые не хотели работать, а может, и не имели работы, лежали часами в живописных лохмотьях на солнце где-нибудь у стены дома или у каменной ограды, довольствуясь парой помидоров, вареных луковиц или горстью винных ягод.

Необыкновенно живописные городки, лепящиеся на каком-нибудь крутом холме или скале, вблизи поражали зрение грязью, а обоняние — отвратительной вонью. Их узкие крутые улицы часто представляли ручьи грязи, лившейся со дворов.

Опять я хочу повторить, что все, что я сейчас вспоминаю в последних этих строках, — не характерно для итальянского народа, не по его существу, а только частности, детали.

И кончая писать об Италии, я еще раз скажу, что эта прекрасная страна, как создательница и хранительница наивысшей художественной красоты, таящая в себе величайшие достижения человеческого духа, является для меня второй родиной, и я не могу, оставляя навсегда ее, не выразить ей мою бесконечную признательность и благодарность за те высокие чувства и переживания, которые она вызывала и давала мне — скромному, робкому, но жаждущему художнику.

* * *

Возвращаясь из Италии в Россию, я уговорила Сергея Васильевича (его пришлось уговаривать, так как он торопился домой продолжать свою научную работу) заехать в Мюнхен и Нюрнберг. Особенно мне хотелось посетить Нюрнберг, где жил, работал и умер великий немецкий художник — Альбрехт Дюрер, которому я поклонялась с юных лет. Когда мы пересекли Альпы, нас встретила в Средней Европе необычайная жара.

Люди, животные нередко падали, сраженные солнечным ударом. В Берлине от стен домов пышело жаром, как от топящихся печей.

Асфальт размяк. Нижние ветки деревьев на бульварах были покрыты обгорелыми, засохшими листьями. Когда поливали мостовые, то вода при прикосновении к асфальту моментально испарялась, и мостовые оставались сухими.