Я выражаю благодарность Оиндриле Райчаудхури, архивисту Института фундаментальных исследований Тата в Мумбаи.
Я благодарна редакторам издательства Academic Studies Press – Анджеле Бринтлингер и Екатерине Яндугановой за их профессионализм и доброжелательность, а Александре Глебовской – за квалифицированную и деликатную редактуру русскоязычного текста и чувство юмора.
Я приношу свою благодарность колледжу Franklin & Marshall за финансовую поддержку моих исследований, позволившую мне работать в России, Великобритании и Индии.
Я особенно обязана моему другу и коллеге Лене Неклюдовой, которая работала со мной в нескольких московских архивах, сопровождала меня в поездке в Усть-Долыссы и стала соавтором трех статей, связанных с этой биографией. Ее острый слух и требовательные вопросы спасали меня от фальши.
Я в долгу перед Давидом Крамером – моим самым проницательным читателем, беспощадным критиком, придирчивым редактором английского текста, неизменным вдохновителем.
Предисловие
Предисловие
В моем рассказе о художнице Магде Нахман будет много белых пятен, которые трудно заполнить. Ее поколение ушло, и сведения о ее жизни и творчестве приходится собирать по крохам в архивах, периодических изданиях того времени, по музеям и частным собраниям, в биографиях ее друзей и родственников. К тому же ей выпало жить в период эпохальных исторических сдвигов, которые не пощадили ни ее картин, ни свидетельств о ней. Я начала свое знакомство с Магдой по ее письмам. Их сохранилось и попало в мои руки немало. Благодарить за это надо ее ближайшую подругу, художницу Юлию Леонидовну Оболенскую, и исследователя жизни и творчества Марины Цветаевой Викторию Александровну Швейцер.
Виктория Александровна собиралась писать книгу о Марине Цветаевой. Она работала в РГАЛИ (ЦГАЛИ в ее время), изучая среди всего прочего фонд Оболенской – приятельницы Волошина и частой гостьи Коктебеля, сыгравшей важную роль в жизни Цветаевой. В архиве Оболенской нашлись и письма художницы Магды Нахман, автора единственного прижизненного живописного портрета Цветаевой: он был написан в Коктебеле в 1913 году. Закончив книгу «Быт и Бытие Марины Цветаевой» (1988), Виктория Александровна решила заняться историей Коктебеля как артистической колонии начала XX века. Она собрала много архивных документов из фонда Оболенской и из фонда Максимилиана Волошина в ИРЛИ, но времени на большую работу не нашла. В конце концов часть собранного ею материала попала в мои руки. С этого и началось мое исследование.
К сожалению, архив Оболенской оказался разрозненным. Сама художница надеялась поместить его целиком на хранение в Третьяковскую галерею. В конце 1920-х годов она отдала туда некоторые подготовленные ею материалы. Туда же в 1941 году, перед эвакуацией из Москвы, принесла зашитые в мешок дорогие ей письма. После ее смерти в 1945-м оставшийся архив (дневники, письма, картины) был свезен в Государственный литературный музей (ГЛМ) и оприходован как «выморочное имущество». Так как объем этого «имущества» оказался для ГЛМ неподъемен, часть его отдали в Третьяковскую галерею, часть попала в Р(Ц)ГАЛИ, большое количество документов разошлось по другим хранилищам[1]. Очевидно, в момент поступления этого материала в архивы мало кто понимал его ценность. Кое-что было списано «за ненужностью». Многое долго лежало неразобранным. А между тем здесь были картины самой Оболенской и картины, отданные ей на хранение, ее дневники (в том числе коктебельские), воспоминания о Л. С. Баксте и художественной школе Е. Н. Званцевой, письма известных поэтов, писателей, художников и письма ее друзей.