Кто-то из писателей назвал дворянские усадьбы «культурными гнездами» России. Не знаю, разумно ли распространять это понятие на все усадьбы дворян, но Архангельское и Отрада имеют все основания быть к ним отнесены…

Мы с женой никогда не вели обособленный, замкнутый образ жизни, не лишали себя удовольствия постоянно общаться с друзьями и знакомыми, среди которых были не только мои сослуживцы, но и гражданские лица.

Моя жена Зинаида Дмитриевна являлась для меня не только умным, надежным и преданным другом, но и опорой в жизни. Я без оглядки мог работать, отдаваться делу и, если говорить военным языком, постоянно испытывал уверенность в прочности тыла. Наши добрые отношения характеризировались постоянством и взаимными обязательствами. Радости и огорчения, приобретения и утраты, подъемы и спады всегда были общими. Нос никогда не вешали. Гордились тем, что в жизни всего добивались своим трудом и в личном плане никому и ничем не обязаны.

Когда дети выросли и создали свои семьи, мы с Зинаидой Дмитриевной, заглядывая в недалекое будущее, мечтали о тех днях, когда я уйду в отставку, сброшу груз служебных забот и у нас появится возможность распоряжаться временем по своему усмотрению. Твердо надеялись отпраздновать золотую свадьбу. Не получилось… в начале апреля 1986 года у жены случился второй инфаркт. Ее поместили в госпиталь.

Медленно потянулись минуты и часы ожидания. Беспокойство не покидало меня, я снова и снова мысленно возвращался в палату реанимации. Периодически связывался с врачами по телефону. Вести поступали тревожные. И все же не хотелось верить, что это конец. Где-то глубоко во мне теплился слабый огонек надежды. Наивно думалось, что, одолев первый инфаркт, у нее хватит сил справиться и со вторым. Пошли третьи сутки мучительных ожиданий. Подходить к телефону, казавшемуся мне вестником горя, я боялся. Роковой телефонный звонок раздался в квартире ранним утром 7 апреля. Врач сообщил, что ночью жена скончалась.

Такой силы удар обрушился на меня впервые. Ушел из жизни самый близкий и дорогой мне человек. Я хорошо понимал, что смерть неотделима от жизни, она ее мера, ее предел. И все же упрямо себя спрашивал: «Почему так рано? Ведь могла бы еще жить и жить?», мучаясь, задавал себе все новые и новые вопросы. Знал, что в плотно обступавшей скорби надо выстоять, найти силы и пережить постигшее горе.

Спустя два дня состоялись похороны. Собрались родственники, друзья и близкие. Как всегда в таких случаях, венки, много цветов, десятки телеграмм с выражением глубокого соболезнования. Состояние скорби обострялось холодной погодой, порывами ветра с зарядами дождя и снега. Последние минуты прощания. Снежинки мягко падают на остывшее лицо и не тают. Даже в гробу ее лицо красиво. Скоротечная смерть не успела оставить свои зловещие следы.