– Хватит, хватит! – поспешил остановить чемпиона летчик, едва успевавший следить по бумажке за речью Алехина. – И вы можете это сделать на всех тридцати досках?
– Да, – ответил Алехин.
– Это феноменально! – невольно восхитился немец. – Скажите, господин Алехин, откуда у вас такое искусство игры?
– С потолка, – буркнул Алехин, которому этот рыжий мешал думать.
– То есть… как это? – растерялся немец.
– Очень просто. Однажды я прибил над своей кроватью на потолок шахматную доску. Каждое утро и каждый вечер я разбирал на ней партии безо всяких фигур. Вот и научился.
Немец растерянно глядел в глаза Алехина, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Наконец, поблагодарив Алехина, он отправился к своей доске. Тотчас к нему подошел Каличка.
– Вы играете на девятнадцатой доске? – спросил чех.
– Я, – ответил летчик.
– Я уже был у вас, вы уходили, – произнес Каличка. – Алехин играет ферзем на же-семь и объявляет вам мат в три хода.
Немец схватился за голову под дружный смех соседей и зрителей.
– Проверил! – заливались офицеры. – Вот тебе и механизм! Мат в три хода!
– Пятая доска прекратила сопротивление, – сказал Каличка Алехину, войдя к нему в комнату.
– Вы видели, какой интересный эндшпиль был в этой партии, – радостно сообщил чеху чемпион мира. – Точно такое же окончание я выиграл у Романовского в Петербурге тридцать лет назад. Только там черная пешка стояла на а-шесть. Любопытный эндшпиль, жаль, что немец защищался не лучшим образом.
– Вам что-нибудь нужно? – спросил чех.
– Да, Каличка, будьте любезны, кофе. Потом, еще одна просьба. Достаньте мне несколько сигарет. Я опять забыл портсигар. Проклятая память!
Вновь потекли часы игры, не прерываемые особыми происшествиями. Часов через пять Алехин выиграл десятка два партий, в трех игра закончилась вничью. Оставалось всего несколько досок. Вокруг них столпились любопытные и те, кто уже кончил игру. Эти подсказывали больше всех: не сумев победить в собственной партии, они прилагали усилия, чтобы показать свою силу в партиях соседей.
Вдруг в одном углу в одной из партий возникло бурное оживление. После длительного совещания с окружающими офицер, игравший на этой доске, заявил Каличке:
– Передайте господину Алехину: я играю ферзем на е-четыре. Ему шах и мат в четыре хода.
Каличка ушел в соседнюю комнату и тут же вернулся.