Так уж случилось, что в один стылый февральский вечер я пришел в дом на городской окраине, где много лет проживала семья моей жены.

Одно время мы с Галей занимали комнатку в этом добротном с низами и окнами на луга доме. Тогда мы еще не знали, что такое «удобства» и не делали трагедии из того, что приходилось с улицы носить воду, колоть дрова и топить углем.

Печурка была своенравной, разгоралась не при всяком ветре, но когда ловила свой, удержу ей не было: дышала притягательным калёным жаром пазуха короба, теплели вышпарованные и побеленные бока, румянились чугунные щеки.

Пригожая, гостеприимная печь-хозяйка не отпускала от себя, и мы подолгу сумерничали возле нее. Когда же за стенами завывал ветер или в закрытые ставни секла крупа, становилось еще уютнее от мысли, что на улице зябко и вдвойне зябко было бы и нам, окажись мы в эту минуту не вместе.

Четверть века назад я еще не понимал, что это непередаваемое состояние неги и есть, видимо, то, что попросту зовется теплотой семейного очага… Однако с годами отчетливо осознаю, что и это невозможно без участия ПРЕКРАСНОГО СУЩЕСТВА. Разве Любовь не есть тоже Творение, когда обещания невысказанных вещей понятны только двоим, как понятна Природе нескончаемая солнца песнь, где ветер — слово, накрапывающий дождик — мелодия, а народившийся месяц — музыкальный ключ на партитуре небесных нот.

В бывшем доме Поляковых новые хозяева давно уже провели удобства, и угол, где была печурка, закрывает старое зеркало… И вдруг показалось: трепетно забился, загудел в печи огонь воспоминаний, словно поймал ветер прошедших лет.