Он интересуется, бывал ли я когда-нибудь ограблен. Я качаю головой, и он улыбается: с ним это часто случалось. Наверное, потому, что он выглядит таким молодым и безобидным. Впрочем, теперь он научился защищаться.

– Сколько же тебе лет, маленький Лиу?

– Тридцать один.

Я чуть не подавился. На вид ему можно дать чуть за двадцать.

– Ты женат?

– Нет.

Мы замолкаем и едим свою лапшу. Потом он снова начинает рассказывать. Проблема в том, что его не одобрили родители подружки. Она риелтор и хорошо зарабатывает, а он то немногое, что зарабатывает, тратит на краски и холсты и постоянно разъезжает по стране.

– Но она знает, что я никогда не уезжаю надолго и всегда возвращаюсь к ней, – говорит он.

Наутро, когда я прощаюсь с пожилой супружеской парой – хозяевами дома с верандой, мой друг художник уже стоит перед мольбертом. Я встаю рядом. Его картина выполнена в широком формате, на ней много цветов и мало деталей. Он изобразил деревню такой, какой я ее увидел. С ее тихими звуками, похожими на музыку. Я думаю о мечети, построенной местными жителями. Скоро они купят себе цифровые камеры и ноутбуки, такие же, как у меня.

– Деревня меняется, – говорю я.

Лиу Венкиан рассеянно кивает:

– Все меняется.

Среди руин

Среди руин

В городе руин Гаочан играют уйгурские дети. У некоторых из них волосы такие светлые, что они выглядят настоящими блондинами. Они смеются, глядя на меня, а я смеюсь в ответ. Когда они узнают, что я не понимаю уйгурский, зато знаю китайский, звучит выражение «А Ган» – Форрест Гамп. Давненько я его не слышал.

Солнце жарит.

Я оставляю поклажу на кассе и вхожу на четырехугольную территорию руин. Они коричневые и хрупкие, большинство из них похожи не на остатки зданий, а, скорее, на бесформенную кучу глины. Я хожу по жаре и с трудом могу себе представить, что когда-то здесь находилась столица империи.

Во время своего путешествия в Индию монах Сюаньцзан пробыл здесь длительное время, тогда Гаочан был одним из самых крупных и оживленных перевалочных пунктов на Шелковом пути. Много веков спустя монголы разрушили его до основания, и никто не счел нужным отстраивать его заново.

Я ищу тень, но ее тут нет. Я слоняюсь по давящему, пыльному прямоугольнику, который когда-то был городом. Потом я направляюсь к его центру. Там стоит несколько высоких зданий, одно из которых похоже на буддийскую ступу. В нем проделано много ниш, где раньше стояли статуи или картины, в некоторых еще можно разобрать следы.

Старый бородатый уйгур сидит на земле и играет на флейте. Он выглядит усталым.