Хотя Беньямин изо всех сил старался максимально сократить свой круг общения, например активно избегая бывшего дадаиста Рауля Османа, жившего неподалеку от Сан-Антонио, тем не менее он пользовался некоторыми преимуществами сложившейся на острове новой социальной ситуации. Например, он стал завсегдатаем в баре «Мигхорн» (что означает «Южный ветер»), который принадлежал Ги, брату Жана Сельца. Он оставался частым гостем и в доме Сельцев на Калье-де-ла-Конкиста в Ибице, где Жан и его жена Гийе регулярно устраивали приемы для группы писателей и художников. Беньямин даже пытался учить испанский, собрав, как он поступал всякий раз, когда вспоминал о своем обещании выучить иврит, настоящий арсенал методик, включая традиционное изучение грамматики, частотный словарь и новомодный «суггестивный» подход. Итоги всех этих трудов были аналогичны успехам в изучении иврита: по его собственному признанию, по-настоящему языком он так и не овладел.
Последнюю неделю мая Беньямин провел у Сельцев в Ибице; он нуждался в относительной тишине их дома с его цветником и видом на бухту и далекие горы с тем, чтобы закончить доставившую ему много хлопот работу о современной французской словесности, предназначавшуюся для его дебюта в новом журнале Хоркхаймера. Своим хозяевам он читал отрывки из «Берлинского детства на рубеже веков», переводя их на лету, и затруднения, с которыми он столкнулся при изложении некоторых пассажей по-французски, вдохновили Сельца на перевод этого труда. Хотя, по словам Беньямина, Сельц не знал немецкого, работа над переводом продвигалась, приняв форму тесного сотрудничества – «мы часами обсуждали мельчайшие моменты», – и Беньямин объявил, что окончательный результат его более чем устраивает[353]. Именно во время этого пребывания в старом городке Ибица в конце мая они с Сельцем вместе курили опиум, выполняя желание, впервые выраженное Беньямином годом ранее. Впечатления от этого опыта подробно описаны Сельцем в его эссе
К потолку не поднималось почти никаких клубов [опиумного дыма], так глубоко я осознал, как вдыхать их в себя через длинную бамбуковую трубку… Когда вечер начался, я чувствовал себя очень печально. Но я осознавал то редкое состояние, в котором внутренние и внешние тревоги очень точно уравновешивают друг друга, порождая, возможно, единственное настроение, в котором в самом деле ощущаешь утешение. Мы решили, что это… знак, и, призвав на подмогу все те маленькие хитрости, которые избавляют от необходимости двигаться в течение ночи, около двух часов принялись за дело… Роль помощника, требующую большой тщательности, мы разделили между собой таким образом, чтобы каждый из нас в одно и то же время был и слугой, и получателем услуги, и акты содействия сплетались с нашей беседой так же, как нити гобелена, окрашенные в цвет неба, сплетаются с битвой, изображенной на переднем плане… Сегодня важные результаты дало изучение штор – штора отделяла нас от балкона, выходящего на город и на море (OH, 14–15).