Беньямин прибыл в Париж 6 октября, будучи серьезно больным и не имея непосредственных перспектив на получение работы. В день его отбытия с Ибицы, 25 или 26 сентября, он слег с тяжелой лихорадкой, и переезд во Францию проходил в «невообразимых условиях». После того как он поселился в дешевом отеле Regina de Passy на улице де ла Тур в дорогом в других отношениях 16-м округе Парижа, ему диагностировали малярию и прописали курс лечения хинином, который прочистил ему голову, хотя и не избавил от сильной слабости. 16 октября после 10 дней, во время которых Беньямин почти не вставал с постели, он писал Шолему: «Передо мной здесь встает столько же вопросительных знаков, сколько углов насчитывается на парижских улицах. Ясно лишь то, что… попытка зарабатывать во Франции на жизнь литературным творчеством… быстро лишит меня последних остатков моей далеко не безграничной инициативности. Я бы предпочел любое занятие… пустой трате времени в редакционных приемных уличных таблоидов» (BS, 82). Тем не менее к концу месяца он начал нащупывать местные контакты; так, он нанес визит Леону Пьеру-Куану, биографу Пруста и Жида, и ушел от него с проблеском надежды на то, что этот контакт в итоге может оказаться полезным. «Я избегаю встреч с немцами, – писал он Китти Маркс-Штайншнайдер, – и по-прежнему предпочитаю говорить с французами, которые, конечно, почти не способны и не желают что-либо делать, но покоряют тебя тем, что не заводят разговоров о своей участи» (C, 431).

Ему хватало беспокойства и о собственной участи. Он оценивал свою ситуацию – особенно в связи со своими первоначальными неудачами хоть как-то закрепиться в Париже – как «отчаянную». В глазах человека, даже в лучшие времена преследуемого серьезной меланхолией, те приступы депрессии, которые одолевали его теперь, были «глубокими и вполне обоснованными»; они ввергали его в состояние нерешительности, нередко граничившее со ступором. Это чувство потерянности и изоляции обернулось преждевременным кризисом в начале ноября, когда в Париже умерла Герт Виссинг, жена его кузена Эгона. Виссинги принимали участие в ряде берлинских опытов Беньямина с гашишем (см. описание танца Герт в OH, 63), и он считал их своими ближайшими друзьями. В смерти Герт Беньямин усматривал предвестье других смертей, включая, может быть, и свою собственную: «Она будет первой из тех, кого мы похороним в Париже, но едва ли последней» (GB, 4:309).