Но этого ему показалось мало. Месть не заполнила его внутреннюю пустоту – что, должно быть, стало жутким откровением для него. Тед так тщательно планировал и продумывал то, как он отвергнет Стефани и как вследствие этого ощутит внутренний мир и гармонию, но в результате почувствовал лишь свою обычную пустоту.
У него все еще была Мег, и Мег любила его преданной любовью. Она вышла бы за него, не задумываясь, сделай он ей предложение.
Но Мег была слишком похожа на Луизу. Любовь, которую он питал к ним обеим, была омрачена глубочайшим презрением к их слабости. И ему хотелось еще больше наказать Стефани.
Прошло всего три дня с момента вылета Стефани из Сиэтла в январе 1974 года, и спавшая в своей комнате в подвале Джони Ленц была избита им и символически изнасилована металлической стойкой от кровати.
Мне так часто задавали этот вопрос. И я отвечаю на него утвердительно. Да, я считаю, что Тед Банди напал на Джони Ленц, так же, как я теперь убеждена, что он совершил и все другие преступления, приписываемые ему. Я никогда не признавалась в этом ни в беседах, ни в печати, но теперь я уверена в его вине, какой бы мучительной ни была для меня эта уверенность.
Стефани – прообраз всех жертв. Те же длинные волосы с пробором посередине, те же идеально правильные черты лица. Ни одна из них не была результатом случайного выбора. Я считаю, что некоторых из них он тщательно отбирал, следил за ними длительное время перед тем, как напасть, другие же выбирались поспешно, потому что были удобной мишенью в те периоды, когда Тедом овладевал его маниакальный импульс.
Но они все были похожи на Стефани – первую женщину, которой удалось разбить с такими усилиями построенный Тедом фасад и обнажить его мучительную внутреннюю уязвимость. Подобный удар, нанесенный по эго Теда, он никогда не смог простить. Но и преступления не могли заполнить его пустоту. Ему приходилось снова и снова убивать «Стефани» в надежде, что преступление наконец принесет ему облегчение. Но с каждым разом его состояние становилось все хуже.
Тед говорил, что «фантазии подчиняют себе всю его жизнь», и я уверена, что он не мог их контролировать. То патологическое влечение, о котором он упоминал в своем первом письме ко мне после ареста в Пенсаколе, полностью владело им. Он не был способен им управлять. Он мог манипулировать людьми, но не управлять собой.
Он также характеризовал обыгрывание своих фантазий как некий «распад». Остается только гадать, насколько глубоки были подобные «распады». Антисоциальная личность не испытывает никакой эмпатии по отношению к окружающим, поэтому мучения Теда вызывались совсем не страданиями жертв. Просто для него не могло быть выхода, не могло быть облегчения.