Все его жертвы были красивы, до такой степени тщательно отобраны, что, пока он манипулировал ими в ходе своих безумных ритуалов, ему казалось, что он испытывает к ним какие-то чувства. Но в результате ритуалов его избранницы становились неподвижными, окровавленными и уродливыми. И он ненавидел и презирал их за то, что они умирали, за их внезапнее уродство, за то, что они оставляли его снова и снова в полном одиночестве. И в разгар тяжелого похмелья, вызванного удовлетворением своих фантазий, он так и не мог понять, что именно он и был причиной всего этого разрушения и распада.

  Безумие, да, конечно, – но именно безумие я и пытаюсь понять. Какое удовольствие от того, чтобы держать в руках бразды правления, если не осталось никого, кем можно было бы управлять?

  Мне представляется, что все остальные его тщательно продуманные игры возникали случайно как развитие его игр, сопровождавшихся убийствами. Ведомый яростью, местью и депрессией, Тед убивал. Сексуальный аспект убийств не способен был удовлетворить его импульсы; главным для него всегда было унижение своих жертв. Он не испытывал никакого оргазма – только мрачную и глубокую депрессию.

  Но только совершив преступления, Тед понимал, какой знаменитостью он может стать. Ему начало нравиться уходить от преследования, что само по себе стало частью ритуала, приносившего значительно большее удовлетворение, чем сами убийства. Его власть над погибшими девушками длилась очень недолго; другое дело – власть над следователями из полиции, которых он мог водить за нос в течение длительного времени. Наивысшее удовлетворение ему доставляло то, что он мог совершать все эти чудовищные вещи, изощряясь в маскировке так, что он мог выходить среди бела дня никем не узнанный. Он мог, все больше рискуя раз от разу, совершать то, на что не был способен ни один другой мужчина, – и при том выходить сухим из воды.

  Как часто говорил он мне о том, что ему нравилось быть центром всеобщего внимания, настоящей знаменитостью. Для него это стало главным стимулом в жизни.

  А игры тем временем становились все более и более изощренными. И когда его наконец в Юте в 1975 году арестовал сержант Боб Хейворд, он был вне себя от ярости. И на сей раз это была не игра, а совершенно искреннее негодование. Будучи антисоциальной личностью, он был лишен чувства вины. Он ведь всего лишь делал то, что ему было необходимо для ощущения личностной целостности. Он был попросту не способен понять, что человек не имеет права удовлетворять свои желания за счет других. Он ведь не закончил еще свои игры, а эти тупые полицейские прервали их на самом интересном месте.