Светлый фон

Ломая подобным образом волю людей, шантажируя и обманывая их, следователи, предводительствуемые Ежовым, в конце концов подобрали группу «обвиняемых». На скамью подсудимых были посажены бывший председатель Советского правительства Украины Х.Г. Раковский, секретарь ЦК Компартии Белоруссии В.Ф. Шарангович, руководители Узбекистана А. Икрамов и Ф. Ходжаев, вчерашние наркомы — внешней торговли А.П. Розенгольц, земледелия М.А. Чернов, финансов Г.Ф. Гринько, лесной промышленности В.И. Иванов, — другие работники различных рангов (И.А. Зеленский, С.А. Бессонов, П.Т. Зубарев, В.А. Максимов-Диковский). Рядом с ними оказались московские врачи И.Н. Казаков и почти семидесятилетние Л.Г. Левин с Д.Д. Плетневым, личный секретарь М. Горького, после смерти писателя директор его Дома-музея П.П. Крючков» Сюда же, за загородку, отчуждавшую подсудимых от внешнего мира, конвойные ввели своего бывшего высшего начальника, заместителя председателя коллегии ОГПУ, позже — в 1934–1936 годах — предшественника Ежова на посту наркома внутренних дел Г.Г. Ягоду. Неподалёку посадили и секретаря этого наркомата П.П. Буланова. Кстати, именно ему в начале 1929 года было поручено руководство выполнением особо важной акции — секретного вывоза находившегося в ссылке в Алма-Ате Троцкого к черноморскому побережью, в Одессу, и депортации лидера «левых» на пароходе «Ильич» из СССР в Турцию…

Зычный голос коменданта судебного присутствия — его функции выполнял начальник внутренней тюрьмы НКВД Миронов — возвестил: «Суд идёт!» К столу на дощатой эстрадке вышли, сверкая ромбами в петлицах воротников гимнастёрок, председатель Военной коллегии Ульрих, его заместитель Матулевич и член коллегии Иевлев, игравшие роль «состава судебного присутствия». Подле них взгромоздился за меньшим столом Вышинский.

Зловещее представление началось. Полторы недели спустя Рыков в последний раз услышит, как скрипуче-безразличный голос Ульриха произносит его фамилию: …Рыкова Алексея Ивановича, 1881 года рождения… к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично принадлежащего имущества…

О мартовском трагическом фарсе 1938 года ещё будет сказано в соответствующей главке этой книги. Сейчас же он оказался в центре введения к ней не только (и даже не столько) для того, чтобы обозначить трагический конец Рыкова, безысходность последних дней его сопроцессников. Ныне, хотя и не разом, все они — за исключением Ягоды — посмертно признаны невиновными, а честные имена коммунистов возвращены партии. Но только ли ради личной расправы с ними городилась ложь судебного процесса?