– В Нюрнберге им уже не было важно, кто гений, а кто нет, – продолжил Клаус, – каждый выживал как мог. Шпеер уже на процессе начал отчаянно лгать и договорился до того, что он был чуть ли не в оппозиции Гитлеру, что даже планировал покушение на фюрера. А потом он выпустил огромные мемуары. Он изобрел свой собственный метод повествования, постоянно акцентируя внимание на том, что признал свою вину. А дальше в развернутом виде пояснял, что я хоть и виноват, но вообще-то по-настоящему виноват еще тот, другой и третий. Шпеер ничего не пишет о том, как выгонял евреев из Берлина, как лишал их собственности, чтобы на этом месте стоить свои роскошные здания, будучи еще главным архитектором рейха. И как он вел себя, став министром военной промышленности. Участвовал в совещаниях, а потом вычеркивал себя из списков участников, зная, что это может отрицательно на нем сказаться, если война будет проиграна.

Нелюбовь к Шпееру Заура-старшего передалась и его сыну. Клаус, разумеется, во многом был прав: долгое время мемуары Шпеера были главным историко-биографическим документом времен Третьего рейха, и каждый, кто когда-либо занимался темой Гитлера и его близкого окружения, непременно ориентировался именно на эти мемуары, сквозь призму которых многие и по сей день смотрят на историю гитлеровской Германии. Разумеется, Шпеер отредактировал себя – он раньше многих понял, что «быть» в некоторых случаях менее полезно, чем «казаться». Он был неразговорчив с тюремными психологами и психиатрами в Нюрнберге, избегая ответов на вопросы и тяготясь их попытками разговорить его, в то время как практически все остальные обвиняемые, соблюдая, однако, дистанцию, всё же общались с ними, поверяя им свои страхи, чаяния и надежды. Шпеер предпочел промолчать, зато потом, после Нюрнбергского процесса, высказался громче остальных в своих мемуарах…

– А ваш отец?

– Ну а отец, конечно, был не столь хитер. Его мягко осудили – приговорили к небольшому штрафу и отпустили домой в Пуллах в 1948 году. Не просто так. А потому что он стал сотрудничать с американцами и выступил основным свидетелем в деле против Круппа. В пору, когда он был еще младшим директором металлургического завода Тиссена, Крупп считался их основным конкурентом. В общем, это тоже история взаимной нелюбви моего отца и Круппа. Собственно, Круппа и осудили лишь из-за того, что мой отец в Нюрнберге дал против него показания.

После главного судебного процесса в Нюрнберге, продлившегося с 1945-го по 1946 год, итогом которого стали приговоры высокопоставленным нацистам Третьего рейха, в числе которых был Альберт Шпеер, получивший двадцать лет тюрьмы, в этом городе прошли еще двенадцать судебных процессов, которые теперь называют «малые», или «последующие» Нюрнбергские процессы (их проводил не международный трибунал, а военное командование США). На одном из них, проходившем в том же зале суда № 600, Карл-Отто Заур, выкупая свою свободу, и выступил против Круппа, самого мощного промышленника Германии. Процесс официально назывался «США против Альфрида Круппа», и целью его было призвать к ответственности крупнейших промышленников, обеспечивающих Третьему рейху подготовку к войне, ведение войны, использование рабского труда на производстве. В итоге Альфрид Крупп был приговорен к двенадцати годам лишения свободы с конфискацией имущества, а Карл-Отто Заур отпущен домой в 1948 году. Правда, уже в начале пятидесятых ситуация переменилась. Круппа в 1951 году досрочно выпустили на свободу и возвратили его личное состояние, а Карл-Отто Заур прослыл в среде промышленников предателем и означало это только одно: ему был объявлен бойкот, и на работу его брать никто не хотел.