Поскольку газ просачивается в комнату, я бегу по коридору и выхожу из дома так быстро, как только могу.

Я сразу же забираюсь в машину и вставляю ключи в замок зажигания – еще одно плавное движение, и двигатель машины оживает.

Последний взгляд на дом. Бушующий ад.

Я надеюсь, что память о Питере тоже сгорит там – вместе с любым свидетельством того, что я сделал.

Я смотрю вниз на рычаг переключения передач и включаю задний ход. Смотрю в зеркало заднего вида, чтобы увидеть, куда я еду. Питер на заднем сиденье улыбается мне.

Блядь.

Я задним ходом отъезжаю на безопасное расстояние и останавливаюсь.

Дом хорошо горит. Я готовлюсь к взрыву.

Но ничего.

Забудь. Дом хорошо горит. К тому времени, когда кто-нибудь придет, от него не останется ничего, кроме обугленных останков. Уезжай.

Я включаю первую передачу, прежде чем ехать по проселочной дороге... так быстро, как можно.

Когда я набираю скорость и с хрустом переключаю остальные передачи, я все еще не понимаю, куда я еду - в полицейский участок? Больницу? Может быть, если я поеду в больницу, они вызовут за меня полицию...

Пройдёт ли эта боль?

Я ударяю по тормозам и резко останавливаюсь.

Что ты делаешь?

Взгляд в зеркало заднего вида; Питер смотрит прямо на меня.

Я не знаю, что делаю.

Боль, которую я испытываю, касается не только моей лодыжки. Это все. Мне больно от того, через что он заставил меня пройти, что он сделал со мной.

Мне больно, потому что я не могу перестать думать о маме и папе. Что они, должно быть, думают обо мне сейчас...