«А если Доран заплатил ему? — мелко прыгали мысли. — Много ли надо иммигранту, чтобы оболгать кого угодно?.. Я говорил только правду, мне нечего бояться».

— Нет, — слово упало тяжелой каплей, и сжавшаяся душа Хиллари птицей взмыла к потолку. — Сия манисо на наоти ка-дерита — клянусь честью клана.

— Спасибо, Донти. Огромное тебе спасибо. Один ты мог нам помочь — и ты помог. Твоя честь тому порукой, — Доран в контакте с нерушимыми принципами ньягонцев сам заговорил на высокопарном клановом языке. — Если ты хочешь, скажи что-нибудь для всех.

Но Донти выбрал иное — уж очень редкий шанс ему выпал, чтобы говорить пустяки.

— Мотаси Хармон, — мгновение назад опасный, а сейчас смешной и забавный малыш каким-то необычным жестом сложил кончики пальцев, — вы, пожалуйста, не обижайте нашего директора. Мы можем надеяться на вашу доброту?

Опять этот стойкий, непреходящий мираж. Они там, в театре, знают, что их директор — киборг, машина. Все уже доказано. Он даже продан! Но получается, что никакие доказательства не впрок. Они боятся за него, переживают, помнят о нем — как о ЧЕЛОВЕКЕ.

Значит, главное — не в его природе, а в том, как он себя вел? Как построил свои отношения с труппой?

Ну, не разрушать же столь желанную иллюзию! Тем более перед тем, что он собрался сказать Городу.

— Да, — кивнул Хиллари. — С ним все в полном порядке. Не волнуйтесь.

— Желаю всем долгого-предолгого здоровья! — Донти исчез из кадра, а Доран изготовился подхватить и двинуть тему дальше. Но Хиллари ощущал момент не хуже его и тоже решил наступить на сценарий, пока внимание зрителей заострено явлением чудесного ребенка.

— Вот вам, Доран, истинная причина киборгофобии.

У Машталера даже зашевелились уши — наконец-то!.. Темный сузил глаза, вслушиваясь; порой люди ради красного словца выбалтывают важное.

— Всему виной чувственное заблуждение. Внешне киборги выглядят как люди, и мы испытываем к ним те же чувства, и чувства тем сильней, чем более человекообразен робот. Сейчас отличить человека от киборга может только сканер или медицинский осмотр; поведение уже не служит отличительным критерием. Тут наша ошибка нарастает лавинообразно, мы переносим на роботов свои понятия, которые к ним неприменимы, — вражда, злой умысел… Наш испуг вызван тем, что мы видим в роботах самих себя со всеми нашими пороками и ждем от них того, что могут сделать только люди, — напасть, ранить.

— Но все стали свидетелями того, как киборги опасно выходят за рамки программ. Что ты на это скажешь?

— Что киборги надежны в любом состоянии; они всегда надежнее, чем люди, — даже преднамеренно испорченные баншеры. При всей сложности процессов кибер-мышления его всегда определяют воля человека и программа, — голос Хиллари стал резче, настойчивей; ему надо было убедить не только владельцев, но и баншеров, которые смотрели интервью. Они не могут не смотреть; им велит Третий Закон. — У них нет психических болезней, а их отклонения легко исправить.