— В мире говорящих обезьян — да.

— Эх, как мне хочется увидеть Ма-мин… — Боцман мечтательно улыбнулся. — Так получается, что мы в натуре драконоборцы?

— Ну, положим, драконов стравил я…

— А я помогал. — гордо закончил Боцман. Капитан не стал с ним спорить. Пусть Боцман преувеличивает свои заслуги. Разубедить его можно в два счета, но вряд ли необходимо. Капитана волновало другое. Фленджер сказал: мочканул шефа, мол, за то, что тот меня вызвал. Куда вызвал? Откуда? Ма-Мин ведь тоже, в некотором роде, вызывает Димку. То есть, требует к себе. Или это не одно и то же?

После смерти шефа Капитан совсем не хотел лишаться последней работы. А с другой стороны, работа в том и состоит, чтобы затащить Фленджера к личинке. А он ее там — раз!.. Что же делать?

Капитан так ничего и не придумал. Такси подрулило к обшарпанному старому дому — магазину бытовой аппаратуры, в подвале которого помещалась сауна Андрея. Точнее, не самого Андрея, а его жены. Хорошая баба, жаль только, мужу верна.

Андрей ждал в торговом зале, переминаясь с ноги на ногу.

— Здорово, хмырь! — Капитан потрепал его по щеке.

— Ребята, а где моя машина?

— Какая такая машина? Ты что, наркоша? — С глумливым участием поинтересовался Боцман.

— Не… Я…

— Во дворе «Мерлина», — сжалился Капитан. — Пойдешь, возьмешь.

— А ключи? — Андрей на всякий случай отступил на шаг.

— Ну, ты зануда! — Капитан покачал головой. — У тебя что, запасных нету?

— Есть…

— Тогда не канифоль мозги.

Скинув куртки на руки Андрею, бандиты спустились в сауну. Предбанник распирало от веселого девчачьего визга — полуголые девки пытались толпой охмурить двух голых мужиков. Но мужиков интересовало только пиво: это были все те же Кац и Хуман. Капитан даже не удивился, а Боцман что-то хрюкнул себе под нос.

— Здравствуйте, господа, — кивнул вошедшим бандитам Хуман, — может, вы разрешите наши сомнения? Мы тут с господином Кацем никак не можем решить: Тромп — это положительный мифический герой или отрицательный?

— А смерть — это хорошо или плохо? — Ответил Боцман вопросом на вопрос.

Кац, увернувшись от напиравших девичьих грудей, привстал со скамейки и зааплодировал: