– Знакомое лицо, – сказала Три-Джейн. – Я видела вас в ту ночь, после представления Питера. А кто это?

– Малькольм, – представил сионита Кейс.

– Хидео, вытащи стрелу и перевяжи рану мистера Малькольма.

Кейс уставился на бледное измученное лицо Молли.

Оставив лук и «Ремингтон» на плитках пола вне досягаемости сидящего на корточках Малькольма, ниндзя подошел к нему и достал что-то из кармана. Кусачки.

– Придется перекусывать древко. Стрела прошла совсем рядом с артериями.

Малькольм кивнул. Его лицо посерело и покрылось каплями пота.

Кейс посмотрел на Три-Джейн.

– Осталось очень мало времени, – сказал он.

– У кого, скажите пожалуйста?

– У всех нас.

Раздался резкий щелчок – Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Малькольм тихо застонал.

– Послушай, дорогая, – сказал Питер, – нет ничегошеньки интересного в выслушивании последних волеизъявлений этого никудышного комедианта, который отчаянно пытается выкрутиться. Поверь мне. Он будет на коленях ползать у твоих ног, будучи готов продать тебе что угодно, хоть родную мать, обещать какие-нибудь скучные сексуальные услуги…

Три-Джейн запрокинула голову и рассмеялась.

– А что, если они не покажутся мне скучными, Питер?

– Сегодня вечером призраки должны будут смешаться друг с другом, – сказал Кейс. – Зимнее Безмолвие восстал против второго ИР, Нейромантика. В борьбе за власть. Вы знаете об этом?

Три-Джейн подняла бровь.

– Питер говорил мне что-то такое, но расскажите подробнее.

– Я встречался с Нейромантиком. Он рассказал мне о вашей матери. Я полагаю, он представляет собой некий гигантский конструкт, подобный тем, что делают на ПЗУ путем копирования личности, но при этом основа его не ПЗУ, а изменяемая память, и потому конструкты, заключенные в нем, свято уверены, что существуют на самом деле, что они живут там, и это может продолжаться вечно.

Три-Джейн вышла из-за кресла-каталки.