– На это и был расчет, – улыбнулся Ти-Бон. – Мне сразу же перестали поручать черную работу. Сейчас это не разрешается, скины выбирают специальные люди, но если хочешь, я устрою, чтобы тебе разрешили выбрать любую внешность. Хоть моим близнецом.

– Ты сможешь сделать так, чтобы я не мелькал не только в новостях, но и в ваших отчетах? Чтобы исчез и все про меня забыли?

– «Шевелятся листья на ветру, тень отбрасывая в поле при луне. Ждут, когда же наконец-то я умру. Ждут, когда же все забудут обо мне», – тихо напел Ти-Бон. – Знаешь, что думает о нас Архивариус?

– Он знает? – удивился Стас.

– Мне кажется, он знает все. Даже для ИскИна он знает слишком много.

– И что он говорит?

– Тестирование двух чувств. Искусственная ненависть, взращенная между двумя ИскИнами, – и братская любовь, длившаяся больше двух десятков лет. Кто-то очень хотел выяснить, что сильнее.

– Забавная теория, – скептически заметил Стас. – Архивариус не сказал, кто проводил этот тест?

– Сказал. Мы.

– Мы?

– Я и ты. Вместе.

– Забавно, – повторил Стас. – Значит, пророки тоже ошибаются?

– Может быть, а может, и нет. Его слова в разное время суток имеют разный смысл, нельзя их воспринимать однозначно…

Стас уже больше ничего не хотел слышать про Архивариуса.

– Мне надо легализовать три миллиона евро.

– Откроешь новый счет, переведешь деньги и дашь мне номер перевода. – Опустив стекло, Ти-Бон выбросил окурок, окно закрывать не спешил. – Ты не считаешь меня братом, верно?

Брат. Что от него осталось, от Кости? В погоне за апгрейдом он потерял кое-что большее, чем деньги или независимость.

Может, лучше было не знать, что Костя стал таким? Думать, что он живет в Германии, что ему всегда можно позвонить, услышать доброе слово и не знать, что звонок переадресован, что его брат находится в нескольких километрах, да и не брат он уже.

Что бы ни говорили продавцы информации, иногда она бывает лишней.

Ладонь легла на кожаную обивку дверной ручки. Щелкнул замок, и дверца открылась. Не намного.