Так было, пока Ныряльщик не дал модераторам свой последний совет…
…Ровно месяц назад, в тот день, когда Зеро доставили в Резиденцию (он не знал, куда его везут и зачем, и был уверен, что едет на казнь), Слуга Порядка зачитал ему вслух слова Последнего Наказа Мудрейшего:
«Друзья мои, я бесконечно устал. Пришло мое время: я хочу
Совет согласился с решением Ныряльщика, хотя — впервые — не единогласно. Голосовали пятеро. Трое «за», двое «против».
— Везучий ты, сукин сын, — сказал тогда Слуга, вводя его в Резиденцию. — Еще один голос против, и я бы привез тебя не сюда, а на паузу. Теперь смотри… — Слуга Порядка вытащил из-за пазухи стопку листов, исписанных крупным округлым почерком. — Узнаешь?
— Да. Это мои письма себе.
— Мы заведем для тебя ячейку в «Ренессанс-банке», — сказал Слуга. — Положим туда твой дневник, тот, что ты забыл в исправительном Доме. И эти твои письма положим. Все, кроме… — Слуга извлек из пачки листок, — кроме вот этого. «Чудо». — Он раздраженно тряхнул листком в воздухе, точно тот был скользким питомцем и норовил вывернуться из его пальцев. — «…Я умер и воскрес, повинуясь четкому плану. Повинуясь моему другу Крэкеру…» Это письмецо мы с тобой уничтожим. Излишние подробности, объяснения… Они ни к чему. Ограничимся просто «чудом». Ты умер и воскрес. Точка.
Слуга разорвал письмо в мелкие клочья; звук рвущейся бумаги показался Зеро оглушительным.
— Ты умер и воскрес, чтобы занять ответственный пост Мудрейшего. Повтори.
— Я умер и воскрес, чтобы занять пост Мудрейшего, — послушно отозвался Зеро, не слыша собственного голоса. Слова слетали с его губ пустыми шелестящими оболочками. В них не было смысла. В них не было ничего.
Снаружи Резиденция показалась Зеро неприятно похожей на Ферму. Та же четырехметровая бетонная ограда. То же голубое свечение электромагнитного барьера. Но там, за оградой, все было совершенно иначе. Там пахло не страхом, а жасмином, мятой и цитрусами из Доступного Сада. Главное здание Резиденции — роскошный терем из разноцветного камня, стекла и дерева — утопало в цветах.