— Очень удобно, — с нарочитой серьезностью ответила та, — если приходится быстро сматываться, выдергиваем только то, что важно, остальное бросаем. Ничего раскручивать не надо. И дешево. Все железо со свалок.
— Я думал, все свалки, где есть железо, принадлежат корпорациям. — Макс тронул древний охлаждающий блок, который исправно дул на два скрепленных вместе изолентой жестких диска.
— Только те, о которых им известно, — подал голос Джокер, быстро вводя командные строки со старой раздолбанной клавиатуры, и добавил задумчиво, чуть нахмурившись из-за настырной строки «доступ запрещен», которая вылезала снова и снова, несмотря на все усилия знаменитого хакера: — А известно им далеко не про все… Черт! Да что ж за код такой хитрый?
Тут Громов пригляделся к строчкам, бегущим по монитору Джокера. Что-то в них показалось ему знакомым… Он подошел чуть ближе.
— Это же!.. — только и успел воскликнуть.
— Стой, не говори мне, — сердито перебил его тот, — я должен сам догадаться. Я уже почти понял… Это динамичный код, случайный числовой выбор, программа, что его осуществляет, вложена в другую, поэтому сразу ее не найти… Не отвечай! Я не нуждаюсь в подсказке.
Громов прикусил губу, чтобы сдержать улыбку.
Джокер быстро, с почти спортивным азартом стучал по стертым клавишам, пытаясь войти в личный ноут Макса, который остался подключенным к Сети Эдена.
Прошла минута.
В воздухе повисло напряжение. Отец Дэз нахмурился.
— Ладно… Черт, я уже и забыл, как это делается, — проворчал он, вытаскивая из ящика для дисков, стоявшего рядом, один в прозрачной коробке. — Давненько мне не приходилось пользоваться библией шифровальщика.
Максу стоило больших усилий не выдать своего внутреннего торжества. Сам Джокер не может обойти его систему защиты! Невероятно!
Прошло еще три минуты. Тут в комнатенку влетела Констанция:
— Все в порядке! Как обычно, крысы. Погрызли изоляцию на одном из кабелей. Послала Коруса чинить…
— Я занят! — рявкнул через плечо Джокер.
— Извини… — обескураженно пробормотала Констанция и поспешно удалилась.
Дэз недовольно сморщилась.
— Почему обязательно надо кричать? — проворчала она. — Почему нельзя сказать то же самое, но по-человечески?
— Извини, я стал нервным, — отрывисто сквозь зубы проворчал Джокер.
— Ты всегда это говоришь, — закатила глаза к потолку Кемпински. — Потому что, насколько я помню, нервным ты был всегда.