— Папа…

Ужасный глаз продолжал бешено вращаться в металлической глазнице, спина была выпрямлена, кулаки сжаты, и тело дышало ненавистью и желанием крушить и убивать — и вдруг взгляд его настоящего глаза смягчился, а рот стал вялым и влажным. Откуда-то изнутри одно маленькое слово пробило себе путь на свободу:

— Уходите.

Анна торопливо поднялась, но при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями, чувства отвращения и злобы к нему и зависти за сына охватили ее. Как может она уйти сейчас? Как может оставить сына этому монстру?

Но Андроид Каренина, мгновенно просчитав все возможные варианты, поняла, что у них нет выбора: если они не уйдут как можно скорее, все умрут.

Преданный робот перекинула свою хозяйку через плечо, как мать, которая несет спящее дитя в кровать, и вместе они покинули дом. Анна так и привезла домой те игрушки, которые она с такою любовью и грустью выбирала вчера в лавке.

Глава 16

Глава 16

Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Человек, сейчас живущий в их некогда общем доме — с дрожащей челюстью и смертоносным взглядом, человек, который держит во флигеле коллекцию голов, — был совсем не тот человек, за которого она вышла замуж. Вернувшись в свой одинокий номер в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь.

«Да, все это кончено, и я опять одна», — сказала она себе и, не снимая шляпы, села на кресло у камина.

Уставившись неподвижными глазами на I/Стража времени/47, стоявшего на столе между окон, она стала думать. Она думала о доброте Капитоныча, когда он позволил ей увидеть сына, и о том, какую цену ему пришлось заплатить за это; она думала о словах, сказанных Сережей: «Только избранным будет позволено…»

Она потеряла сына навсегда; и сколько еще пробудет с ней Андроид Каренина, прежде чем ее отберут, чтобы никогда уже более не вернуть?

II/Гувернантка/143 поднесла девочку Анне. Пухлая, хорошо выкормленная девочка, как всегда, увидав мать, подвернула перетянутые ниточками голые ручонки ладонями книзу и, улыбаясь беззубым ротиком, начала, как рыба поплавками, загребать ручонками, шурша ими по крахмаленым складкам вышитой юбочки. Нельзя было не улыбнуться, не поцеловать девочку, нельзя было не подставить ей палец, за который она ухватилась, взвизгивая и подпрыгивая всем телом; нельзя было не подставить ей губу, которую она, в виде поцелуя, забрала в ротик. И все это сделала Анна, и взяла ее на руки, и заставила ее попрыгать, и поцеловала ее свежую щечку и оголенные локотки; но при виде этого ребенка ей еще яснее было, что то чувство, которое она испытывала к нему, было даже не любовь в сравнении с тем, что она чувствовала к Сереже. И она навсегда не только физически, но духовно была разъединена с ним, и поправить этого нельзя было.