Два дня спустя Алан стал задавать нам различные вопросы, которые все были вариациями одного и того же. Он смотрел телевизор, какое-то получасовое шоу из тех, что он обычно смотрел после ужина — тупую и отчаянно несмешную комедию (вы такие видели) про семью из Троих мерзких детей и двух молодых, распутных, довольно язвительных работающих мамаш, белой и черной. (Я уже признавал, что у меня нет чувства юмора. То же самое касается и Алана, только в еще большей степени. Он вообще не понимал, что такое юмор. Не понимал, что эти передачи предназначены для развлечения зрителей. «Кто смеется? — спросил он однажды, когда раздался закадровый смех. — Почему они смеются?») Хотя семья в шоу была нетрадиционная, Алан, задавая свои вопросы, явно обращался к привычному понятию семьи, которое он усвоил, вырвавшись из Отчужденных земель. «Кто моя мать? — спрашивал он. — Кто мой отец?» Неизвестно, сколько времени он раздумывал над этими вопросами, прежде чем задать их. Он не спрашивал, кто он такой. Он почти ничего не знал о том, на что способен этот мир, и такой вопрос не приходил ему в голову. Но в итоге он бы его обязательно задал, потому что этот вопрос уже назревал, мы чувствовали. Мы с Анной много раздумывали над его вопросами и ответами на них. Конечно, это был не настолько совместный процесс, как я пытаюсь представить: именно Анна рассказала Алану обо всем, и именно она решила, что мы скажем ему правду, максимально просто и понятно.
Прежде чем Анна начала отвечать, он сказал ей:
— Ты — не моя мать.
Он сказал это спокойно и абсолютно уверенно.
— Верно, — подтвердила Анна. — Да.
— Ты — не мой отец, — повернулся он ко мне.
— Да, — сказал я.
— А кто же они? — спросил он. — Где они?
Алан не выглядел расстроенным. Его интересовали ответы на вопросы, и было ясно, что он от своего не отступится.
— Это хорошие вопросы, Алан. Важные, — сказала Анна. — Я ждала, когда ты их задашь, надеялась на это. Сядь за стол и подожди минутку. Мне надо кое-что взять. Потом я вернусь и все тебе объясню.
Я написал так, будто она говорила снисходительно. Но в ее голосе не было ни капли снисхождения. Как всегда, она говорила мягко и откровенно.
— Что ты объяснишь? — спросил он.
— Я отвечу на твои вопросы. Расскажу тебе все, что захочешь узнать.
— Ты расскажешь мне, кто моя мать? Расскажешь, кто мой отец? Расскажешь мне, где они?
— Я постараюсь, — сказала она. — Посиди и подожди немного. Потом мы поговорим. Хорошо?
— Хорошо, — сказал он. — Можно мне колу?
— Конечно, — ответила Анна. — Возьми себе колу. Ты голоден?