— Прости, Анна. Ты в порядке?

— Не совсем, — отозвалась она. — А ты?

— Я в порядке, — сказал я.

— Я не плакала, — сказала она. — Ни слезинки не проронила.

— Если хочешь, то давай.

— Я сидела, не шевелясь, — заговорила она. — Его голова у меня на коленях. Я смотрела на него. Его глаза были закрыты. Я была этому рада. Я не двигалась. Боялась шевельнуться. Словно могла его разбудить. Я не спала, может, задремала на минутку. Не знаю. Через несколько часов он застыл и похолодел. Не знаю, сколько времени это заняло, могу ошибаться. Я думала о том, чтобы принять вторую пилюлю самой. Это было бы мелодраматично. Неправильно. Я хочу снова увидеть своих детей. Стыдно говорить об этом, но я почувствовала некоторое облегчение.

— Конечно, почувствовала, — подбодрил я. — Как могло быть иначе?

— Да. И мне стало легче при мысли — об этом мне тоже стыдно говорить, — что я люблю своих сыновей и дочь, своих внуков гораздо больше, чем любила Алана. Если я его вообще любила. Я говорила себе, что теперь свободна и могу вернуться к ним.

— Да, — сказал я. — Ты вернешься.

— Я не свободна, — возразила она.

Она встала и начала раздеваться. Сняла рубашку.

— Что я делаю? — воскликнула она. — Прости меня. Я не знаю, что делаю.

— Все в порядке, — ответил я. — Не беспокойся. Это не имеет значения.

— Почему не имеет значения? — спросила она. — Потому что я — старуха?

— Потому что я — старик, — сказал я. — И мы закончили свое дело.

— Да, — согласилась она. — Мы его закончили. Мы сделали все возможное. Разве нет?

— Ты — да, — сказал я. — Ты — потрясающая.

— Спасибо. Я бы не справилась сама. Это расхожая фраза. Но я действительно сама не справилась бы.

— Справилась бы, — заверил ее я. — Ты все делала прекрасно.

— Может быть. Но ты мне очень помог. Ты храбрый. И спокойный.