— И что, хотят люди на планету?

— Да, большинство хочет, но… Знаете ли, они молчат. Никто не хочет связываться с властью. Ведь нельзя сказать, что мы плохо живем. А бунтами можно сломать себе и карьеру, и жизнь. Так что все молчат и ждут дальнейших действий от Воронова.

— И что же он должен сделать?

— Ну не знаю, Максим Александрович же был очень умный, мой муж всегда восхищался им. И я думаю, он придумает что-нибудь. Причем такое, что нам и в голову не может прийти.

— Мы, вот как раз по поводу вашего мужа. Где он?

— Ой! Вы что, не знаете?! — И женщина перешла на шепот. — Его уже очень давно арестовали, примерно тогда же, когда Воронов исчез. И мы, как ни выясняли, не можем узнать, где он находится. Не говорят и все. Дескать, особо опасный государственный преступник содержится в секретной тюрьме. Вот и все.

— А может быть, у вас у самой есть какие-то мысли, где он может быть? В тюрьме, в НСБ…

— Не думаю, — покачала головой Милена, — про тюрьму еще давно ходили слухи, что его там нет… А в НСБ — ну, может, и в НСБ. Но почему-то мне так не кажется.

Когда через пару минут они вышли на улицу, Тыца расхохотался.

— Сходили, узнали много нового. Хорошее начало. Признавайся, ты нас специально повел, чтобы мы услышали еще раз, какой ты гениальный! Да не парься Макс, я вот в этом убежден! Честное слово!

Тут Тыца пошел очень медленно, и, проходя мимо двух беседующих на тротуаре женщин, довольно громко, но приглушенным голосом сказал, обращаясь к Максу:

— Ты слышал? Максим Воронов пробрался каким-то образом на наш уровень, и собирается украсть Старка, это его пилот. Говорят, будет война!

Макс застыл как вкопанный. Сумел, видимо, диким усилием воли, подтянуть отвисшую челюсть и с ужасом оглянулся на женщин. Они явно слышали, что сказал Тыца, и смотрели на компанию во все глаза. Компания, кстати, представляла весьма интересное зрелище: Макс, со снова отвисшей челюстью, Катя и Лера с глазами величиной с блюдца и довольный красавчик Тыца, который был весьма похож даже не столько на актера, сколько на какого-нибудь мексиканского жиголо. И он продолжал, в отличие от остальных, замерших как соляные столбы, идти дальше. Причем какой-то вихлястой походкой, явно позаимствованной у незнакомого ему мексиканского жиголо. Макс сделал несколько кенгуриных прыжков и, жестко схватив Тыцу за рукав, заорал шепотом:

— Ты чего творишь? С катушек слетел, что ли?

— А чего? — изумился Тыца.

— Ты чего сейчас ляпнул? — На Макса было страшно смотреть. Он покраснел от гнева, а руки его, казалось, сами тянутся к горлу вихлястого жиголо.